В связи с тем, что монастырь был расположен на берегу Камы, грунт под строениями оказался рыхлым. Прошло только 10 лет со времени основания монастыря, как камские волны и сильные дожди успели подмыть берег и подорвать основание обители. Это заставило детей Иоаникия — Якова, Григория и Симеона — перенести монастырь к устью р. Камгорки, на версту от Пыскорки.
Дети, унаследовавшие вместе с богатством благочестие отца, построили монастырь на новом месте, и, по слову отца своего, дали ему у Соли Камской пахотную землю, покосы, двор на посаде и мельницу (вкладные записи под 1563 и 1570 г.г.). Сам же Иоаникий, приняв в монашестве имя Иоасафа, поселился в созданной им обители. Этот факт хотя и относят к числу преданий, но предание подтверждается вкладной записью 1563 г. [См: 22, С. 211]. Вероятно, слово отца выступало словесным приказанием, исполненным детьми еще при жизни Иоанникия в монашестве — монастырь перемещали, перестраивали, наделяли землями и угодьями по личному распоряжению Иоанникия.
Через 6 лет после основания Канкара, основав и устроив другой городок – Кергедан — на Каме, ниже на 20 верст от первого, дети Аникия Федоровича – Яков, Григорий и Семен решили отдать монастырю в полное владение городок Канкар с тем, чтобы в него был перенесен монастырь, на что давались и денежные средства.
Вкладное письмо братьев Строгановых Пыскорскому настоятелю Варлааму было самым сильным побуждением к перенесению только что устроившегося монастыря на новое место. Вот оно: «В Пречестную обитель Всемилостиваго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, честнаго и славнаго Его Преображения, иже показа славу Своего Божества ученикам и Апостолам на горе Фаворстей, и Пресвятыя Богородицы, Присно-Девы Марии, заступницы роду христианскому, а нам грешным во всем помошницы и упования всех христиан, честнаго и славнаго Ея Рождества, начальнику и пастырю Христовых словесных овец, Варлааму, о Христе, мир и целование и всему по Бозе братству твоему, Аникиевы дети Строгановы Яковец, Грыньша и Семенец челом бьем!
Божия воля сталась, наших родителей в животе не стало, Государя нашего отца Иоанникия, а во иноцех Иоасафа, и нашея Государыни матушки Софьи. И мы ныне в дом Боголепному Преображению и Пречистыя Рождеству, твою паству в монастырь даем свои новые роспаши от Лысвы речки и по Лысве вверх до вершины, межную свою сторону и мельницу большую на Лысве и от Лысвы вниз по правую сторону Камы свои новые пашни и городок Канкор. И пожаловал бы ты начальник Варлаам, посоветовал бы твоей паствы с братством, чтобы перенесть и монастырь в городок, а церкви бы ставити по вашему чину, как будет пригоже; а в городке боевого снаряду: 12 рушниц, да 3 затинных, да пуд зелья, да пуд свинцу. А от городка вниз до нижней Пыскорки и вверх по Пыскорке до вершины, а за Пыскорку монастырю дела нет, также и до Меркурьевских островов монастырю дела нет.
А межа нашему данью: по Каме по правую сторону от Лысвы вниз до нижней Пыскорской Курьи, а по левую сторону по Каме вниз до Зырянки, а ниже Зырянки по Каме в наш правеж монастырю дела нет. А которые жильцы живут у городка Канкора, которым давано от нас под дворы места и пахотные земли и покосы в Чашкине, и те жилецкие земли и пашни по смерти тех жильцов владеть монастырю же; а мы же послали в дом Боголепнаго Преображения и Пречистыя Рождеству 100 рублев денег.
А молити вам Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа и Пречистую Его Матерь, Присно-Деву Марию и святых небесных Сил, Ангел и Архангел Михаила и Гавриила и прочих бесплотных и великаго Пророка и Предтечу Христова Крестителя Иоанна и всех святых Богоугодивших от века веков, аминь, чтобы умножил Бог православному Государю и Царю и Великому Князю Иоанну Васильевичу, всея России, его благодарованным детям цесаревичу Иоанну и Феодору многолетное здравие во всяком проскомисании, на литиях и панихидах, и на обеднях Благовернаго Князя Василья Васильевича, во иноцех Варлаама, Благоверных Цариц и Великих Княгинь и чад их, тако и за отца нашего за прежнее данье и за нынешнее служить игумену с собором и кормы кормити, доколе Бог изволит и обитель стоит; а по Государех и Государынях кормы кормити большими, да и по наших родителех служить игумену с собором по четыре службы на всяк год, доколе святое место стоит, род же наш написать на синодик, прочитывать вряду на всякий день; а который из нас, Иоаникиевых детей, похощет постричися, или дети наши, то без вкладу стритчи, а кого мы велим из своих людей постритчи, тех вам стритчи без вкладу же и братству причести; а послышите кого из нас в животе не станет, и вам бы приписать к нашим родителем, да поминать на литиях по вся дни. Писано 7078 году марта 2 дня» [См: 22, С. 210].
Настоятель монастыря Варлаам, получив от Строгановых такое пожертвование, не мог не принять их предложения о перенесении монастыря в Канкор: в противном случае его неуважение к советам Строгановых показалось бы им неблагодарностью и навсегда могло лишить монастырь их милостей. Власти монастырские и в будущем ожидали помощи от своих благодетелей. Поэтому, не думая о трудностях перенесения монастыря на новое место, о заботах перестройки келлий и создании храма Божия, Варлаам созвал братию и сообщил им о предложении Строгановых и о собственном желании перенести монастырь. Братствующие согласились с Варлаамом.
Принимая в расчет, что в городке Канкор как в палатах самих владельцев, так и в домах прислуги их, вывезенной в Кергедан, будет достаточно помещений для монашествующих, настоятель монастыря не разрушил всего прежнего монастыря и даже церкви Преображения Господня, а занялся только устройством храмов Божиих. Как скоро окончено было устройство нового монастыря, неизвестно. По крайней мере, через 9 лет по получении упомянутого выше вкладного письма в городке Канкоре был уже настоящий монастырь, имевший новый храм Божий во имя Благовещения Пресвятыя Богородицы со всеми церковными принадлежностями и десять келлий [См: 22, С. 211]. Строгановы не скупились на пожертвования: они внесли во вновь устроенный ими же храм все нужное для церкви – образа, ризы, свечи, книги, колокола и всю утварь о [См: 22, С. 212].
В 1623 г., спустя 50 лет после основания монастыря на новом месте (в Канкоре), в нем было две церкви, колокольня с часами и колоколами, восемнадцать братских келлий.
На протяжении 75 лет монастырь оставался в таком виде. 20 июня 1645 года случилось событие, послужившее поводом к обновлению святыни: это был пожар от молнии, испепеливший дотла все монастырские здания. Настоятель обители Гермоген решил начать вторично постройку обители из более надежных материалов. Испросив благословение патриарха Иоасафа, он при помощи Строгановых и их родственника Богдана Бельскаго закладывает в 1646 году первый камень храма во славу Преображения Господня с приделами св. евангелиста Иоанна Богослова и преп. Иоанникия. Сооружение длилось не менее 30 лет, так что освящал престолы уже другой настоятель, архимандрит Пафнутий. Второй каменный храм св. Николая Чудотворца воздвигнут под конец 1600-х годов иждивением владельца Ленвинских соляных промыслов Григория Шустова.
В 1646 г. над монастырем разразилась ужасная гроза, уничтожившая церкви и примыкавшие к ним строения. Монастырь был отстроен заново. В 1695 году в нем было уже 2 каменные церкви: одна во имя Евангелиста Иоанна Богослова, построенная Бельским, вероятно, Феодором Феодоровичем, зятем Строгановых по сестре, который в 1646 г. переписывал Соликамский уезд; другая, Никольская, построенная в 1695 г. солепромышленником Григорием Шустовым.
Архимандрит Иуст, поступивший в монастырь настоятелем в 1753 году, нашел здесь уже 4 каменные церкви: Преображенскую – пятиглавую, Благовещенскую, Никольскую и Предтеченскую, которые впоследствии, как видно из донесения Иуста Св. Синоду, «совсем в воду свалились, и после на знак часовня стояла, и оную оборвало» [См: 13, С. 159]. В это время Пыскорский монастырь насчитывал на своих землях 5 обителей, которые все были подчинены ему и содержались его доходами, кроме пустыни Верх-Язьвинской, имевшей свои угодья и земли. Это были пустыни: Плеснинская Троицкая в Чердынском уезде, Сылвинская-Рождественская в Соликамском, Сретенская или Рождественская в Кайгородском, Верх-Язьвинская или Обвинская (ныне Обва) в Соликамском. Последняя пустынь была построена по случаю явления иконы Божией Матери крестьянину деревни Пыжани Иродиону Новикову в 1685 г. по грамоте Царей Иоанна и Петра Алексеевичей от 25 мая 1686 г. В 1797 г. от этой пустыни принято в казну 563 души, со многими землями и угодьями.
В 1696 – 1700 гг. в монастыре активно ведется каменное строительство, в результате чего каменным стал весь монастырский комплекс. Проанализируем, что представляли собой каменные постройки.
Каменная церковь во имя святителя Николая чудотворца выстроена на средства Шустова. По бытующим легендам, она была переделана из монастырской трапезной. Этой же точки зрения придерживался и В.Н. Шишонко: «От монастыря осталась с иконами и ризницею одна церковь (трапезная), что ныне единоверческая» [30]. В основе церкви — прямоугольный куб с приделами, с одной луковичной главой и одним алтарным полукружием. В XIX в. к церкви была пристроена колокольня. В колокольне четыре сквозных проема для колоколов. В Пыскорской церкви все внимание сосредоточивается на фасадах куба и алтарной апсиде. Окна расположены попарно, в два этажа, и оформлены в соответствии с древним архитектурным приемом: окна первого этажа не имеют рельефных украшений, они прямоугольные, с арочным верхом, а окна второго украшены пышными наличниками с колонками и многоярусным кокошником.
Средне окно на втором этаже имеет меньшие размеры, и предназначалось оно для вставки иконы.
Позднее пристроенная колокольня не нарушает композиции храма. Принцип ее конструкции – восьмерик на четверике. Она имеет дорический портик, корпус колокольни украшен небольшими пилястрами, стены гладкие, наличников нет.
Сохранился интересный документ – «Опись каменному строению ставропигиального Преображенского Пыскорского монастыря, учиненная 1783 года господами комиссионерами, в то время по именному Ея Величества указу назначенными, в бытность в оном монастыре архимандрита Никифора» [1, С. 83]. Поскольку документ этот очень важен для характеристики состояния строений Пыскорского монастыря в то время, мы приводим его полный текст. В нем приводится дефектная ведомость строений монастыря с выводами комиссии о невозможности их ремонта, связанного с очень большими затратами денежных средств.
Участники археологической экспедиции, в 1915 г. проводившей раскопки подземного хода, обнаруженного на Пыскорской горе, так описывали место, на котором был прежде расположен монастырь: «…Вся площадь горы, усеянная поросшими зеленью кирпичами, изборождена валами – остатками каменных стен бывших зданий и ямами – вероятно, прежними подвалами под зданиями монастырскими. Первое, что встретится на ней, если взойти на гору прямо, поросшие зеленью остатки стен главного храма монастырского во имя Преображения Господня. Совершенно явственны и основания стен алтаря этого храма. Церковь эта отстояла от обвала горы в Каму, где находилась угрожавшая падением в воду церковь Предтечевская, сажен на 10 на северо-запад, и, конечно, благополучно стояла бы тут доселе, если бы предприимчивый архимандрит Иуст не вздумал перенесть весь монастырь на третье место.
Место, где стояла Предтечевская церковь, действительно обвалилось, и почти вся занятая ею некогда площадка отправилась в Каму. От церкви Преображения на запад, саженях в 25 или 30, сохранились также весьма явственно основания стен церкви Благовещенской. Церковь эта, конечно, никогда бы не свалилась в Каму. От места, где стоял главный храм, Преображенский, на северо-запад, саженях в 10 или 15, стоит теперь единственная уцелевшая от монастыря церковь, бывшая больничною, ныне единоверческая Никольская. Не мало и еще значительных возвышенностей на площади горы, своею симметриею и правильностию форм обличающих свое искусственное происхождение, но где что было из прочих монастырских зданий – определить трудно. Расположенные симметрически, квадратной формы ямы, никогда не высыхающие, вероятно – подвлы прежних монастырских башен.
На северо-востоке от больничной церкви, по склону горы, расположен был монастырский сад. Место это и теперь у пыскорцев носит название «сада». Три старые липы, хотя и дряхлые, но все же живые, говорят о жизни, некогда здесь сосредоточенной; всеже это не камни – бесчувственные чересчур молчаливые, а деревья, за которыми когда-то заботливо ухаживали отрекшиеся от мирских удовольствий иноки… За «садом», в логу, где, по преданию, была монастырская баня, и теперь еще можно видеть остатки пруда и плотины. Место это и теперь еще называется «банным логом», место, способное запугать воображение, особенно в вечернее время, — тем более, что от селения оно отделено целою горою с молчаливыми остатками разрушенных монастырских зданий, а на возвышенности по другую сторону длинными рядами тянутся такие же безмолвные останки еще недавно живших и действовавших наряду с живыми пыскорцев.
На месте где был пруд, теперь находится до половины заросшая осокою тинистая лужа, в которой водятся караси – остатки, как полагают, рыбы, посаженной в пруд, в бытность монастыря, старцами… правнуки некогда подмонастырских слобожан уверяют, что здесь же – в этом пруде, или болоте, утонул самый громогласный свидетель и очевидец цветущей жизни монастыря – самый большой колокол Пыскорский…» [См: 5, С. 978].
Из каменных зданий Пыскорского монастыря на сегодняшний день сохранилась только церковь во имя святителя Николая. Храм этот – один из красивейших образцов русской церковной архитектуры XVII в.; сейчас он находится в аварийном полуразрушенном состоянии.
Согласно документам 1762 года, колоколов в Пыскорском монастыре значилось 24, из них 1-й в 1800 пудов, 2-й в 700, 3-й в 360, 4-й в 120, 5-й в 70, 6-й в 50 пудов; колоколов меньшего веса 18. Ко времени перенесения монастыря в Пермь, в 1790 году, Вятской консисторией была составлена и утверждена опись имущества обители, количество меди в которой исчисляется следующим образом: в двух разбитых колоколах 1600 пудов, в колоколах целых, носивших собственные имена, – в «Бурле» 360 пудов, в «Москве» 163 п., в «Новом» 100 п., в безымянном 62 п., в посуде 38 п. 4 фунта [См: 10, С. 8].
Итак, чрез 28 лет из 2500 пудов меди, бывшей в двух больших колоколах, исчезло 900 пудов. Разбиты эти колокола были, вероятно, из-за неудобства перевозки их с Лысвы в Пермь, и переданы были вместе с драгоценностями и строительными материалами в 1793 г. архимандриту Ювеналию, распоряжавшемуся перенесением монастыря в Пермь. В Перми же Пыскорских колоколов оказывается всего 8, и весу в них немного более 600 пудов. Пудов 150 могло пойти на добавку к «Бурлу» при его переливке для Пермского монастыря; но зато исчезли и «Москва», и «Новый», в которых было более 250 пудов. Неизвестно, осталось ли что-нибудь из колокольного богатства Пыскорского монастыря в Соликамском Вознесенском (ныне Троицком) монастыре, куда на несколько лет до построения монастыря в Перми переселялась Пыскорская братия с имуществом своего монастыря. Эта неизвестность породила разные легенды о пыскорских колоколах. Так, в Перми записано было предание, по которому один из самых больших Пыскорских колоколов будто бы утонул в Каме, при перевозке с Лысвы в Пермь, и теперь где-то около Мотовилихинского завода покоится на дне реки. О. Ипполит Словцов в своей статье о Пыскорском монастыре пишет: «Большие колокола были уничтожены» [См: 10, С. 10]. До сих пор неизвестно, куда делись два самые большие колокола Пыскорского монастыря.
В приходской Пыскорской церкви до ХIХ века сохранилось много старинных икон и разной утвари церковной, но предметов особенной древности среди них было немного. Кроме иконы св. Григория Богослова, вероятно, храмовой в первой по древности слободской церкви, к ним можно отнести царские врата из дерева, «тяжелой работы, на красках». Другие царские врата, а с ними, вероятно, и много других древностей, перешли в руки старообрядцев. В архиве церкви хранились два указа из Соликамского духовного правления, 1811 года, которыми разрешалось продавать разные церковные вещи, интересововшие старообрядцев.
В указе [11] читаем: «Дворянина Якима Семеновича Лазарева Новоусольских соляных заводов прикащик Фома Поднебесных просил: Пыскорского завода при церкви имеется весьма ветхое евангелие, напечатанное при великом государе царе Алексие Михайловиче и патриархе Иосифе; сверх того, уповательно, что для священнодействия и прочих треб исполнения есть при оной церкви еще и другие евангелия и недостатку в них не имеется, а как он, Поднебесных, будучи в старообрядцах, просил сие правление сделать определение кому следует предписать означенной Пыскорской церкви евангелие за цену ему, Поднебесному, выдать, за которое он намерен самую настоящую цену заплатить 45 рублей. – Определено: благочинному с причтом и прихожанами освидетельствовать доброту евангелия, учинить надлежащую сделку с просителем и выдать ему оное евангелие». В ноябре 1811 года Пыскорские священники сообщали благочинному, что «при церкви их находятся неизвестно из каких церквей старинные, в малом виде представленные, царские врата, кои по ветхости и в описи церковной не значатся. Соблюдая пользу церкви, намерены они продать оные за означенную прихожанами 35-рублевую цену усольскому жителю, старообрядцу Фоме Поднебесному». Духовное Правление определило: «Продать не возбраняется» (указ № 113 по архиву Пермской Духовной консистории» [См: 11].
В Березниковском музее находится сохранившаяся до наших дней памятная икона из Никольской церкви Пыскорского монастыря, с изображением Николая Можайского и двух святых, тезоименных Анике Строганову: слева – Иоаникия (его имя в миру), справа – Иоасафа (его имя в постриге). На иконе имеется текст: «Пыскорский монастырь и церковь во имя Святителя Николая Чудотворца построены усердием и иждивением Иоаникия Федоровича Строганова… Монастырь Пыскорский в (1780) году разрушен и перенесен на Лысву, а в … году переведен в губернский город Пермь; но церковь Николаевская… оставлена на прежнем месте» [7].
Теперь обратимся к описанию владений обители.
В монастырской записи 1570 года говорится, что Строгановы, переселяясь из Камкара, завещанного монастырю, во вновь устроенный Орел-городок, отписали обители «новые роспаши от Лысвы речки и по Лысве верхмежную свою свою сторону и мельницу на Лысве и от Лысвы вниз по правую сторону Камы и все новыя пашни и городок Камкар, а в городок боевого снаряду: 12 рушниц, да 3 затинных, да пуд зелья, да пуд свинцу, и 100 рублей» [См: 12, С. 125]. Это пожертвование сопровождается просьбой: «Молити Бога, служити службы собором и кормы кормити за Великого Государя, за Великую Княгиню и чад их, за отца их, Строгановых, Иоанникия, во иноцех Иоасафа, и за детей его и за род их, докуда изволит Бог и обитель стоит».
Монастырь кроме прочих строений, к числу которых относились дворы конюшенные и скотные, шесть хлебных амбаров, имел гостинный двор и несколько мельниц под горой за монастырским строением. Монастырю принадлежала в это время, как и прежде, монастырская слободка с монастырским двором, в котором жили монастырские «служебники» (служки); но слободка эта была уже намного больше прежней: в ней в это время было уже 25 дворов, населенных крестьянами, обрабатывавшими монастырские земли.
Еще раньше монастырь имел в своем распоряжении варницу, кроме Пыскорской, на Побоищном острове, пожертвованную в 1604 г. Никитой Строгановым; на ней монахи вываривали соль на монастырский обиход. Кроме этих угодий монастырь имел еще десять деревень, на небольшом расстоянии от него разбросанных: Лысва, починки Верхокамцев, Микулин, Куземкин, Вятский мыс, Большая Новина, Чудинова Новина, Яшки Ламанова, Благовещения, Верхний. «И всего монастырской вотчины, — говорит Кайсаров, — слободка, да деревня, да 10 починков, да пустошь, да двор служек, да двор дьячков, да 35 дворов пашенных и не пашенных крестьян, да двор бобыльский, а людей в них 47 чел., да 3 двора пустых, да три места дворовых, пашни пахотные монастырские худые земли 61 четь с осьминой, да перелогом 10 четей с осьминой в поле, а в дву потомуж, лесу пашенного 36 десятин.
Сена монастырского и крестьянского 2125 копен, сошного письма опричь перелогу пол-пол-чети и пол-пол-трети сохи, и три чети пашни; да в Усолье (т.е. в Соликамске) у посаду на речке Усолке половина мельницы, а на их половине колесо немецкое» [См: 22, С. 11]. Все это было пожертвованием Строгановых. Кроме строгановских, монастырь имел вклады от других лиц. Так, в Соликамске была прикладная лавка, в Кайгородском уезде в погосте Волосницком огромный дом с амбарами – хлебным и соляным, множество отличных покосов, или пожней, пожертвованных различными частными лицами.
Жаловали своих богомольцев и высочайшие особы Российского государства. К таким пожертвованиям можно отнести тарханную грамоту царя Михаила Феодоровича, данную монастырю в 1626 году. Этой грамотой монастырские крестьяне освобождались от всех государственных повинностей, кроме ямских денег и стрелецких хлебных запасов и городового и острожного дела; освобождались от пошлины и варницы монастырские. Эти милости были подаянием «на монастырское строение, на ладан и на свечи и на вино церковное» [См: 23, С. 217].
В 1629 (7137 г.) монастырские владения увеличились за счет рек Северный Кондас [См: 23, С. 218] и Сирья, пожертвованных монастырю Андреем и Петром Семеновичами и Иваном Максимовичем Строгановыми. Отныне монастырь имел право владеть рыбной ловлей по Кондасу и Сирье, звериными ловами, бобровыми гонами, сенными покосами и всякими угодьями с деревнями и крестьянами.
В это же время монастырь получил от Государя Михаила Феодоровича огромное пространство пустой земли по берегам речки Мечки и в пустоши Ногаевой (в Кунгурском уезде). Эта земля по царской грамоте была отведена монастырю законным порядком при воеводе Богдане Камынине, и обитель на ее владение получил особую царскую грамоту. Монастырские власти умели пользоваться щедрыми вкладами. При их управлении пустые земли в короткое время были населены различными выходцами из разных областей государства. Заселение проходило так успешно, что в 1647 году в монастырских вотчинах, находящихся на речках Каме, Кондасе, Сирье, Сылве, Мечке, Шакве и Бабке, насчитывалось до 365 дворов, а людей в них: «крестьян и их детей и братей и племянников, сосед и захребетников и подворников, и чердынцев, и усольцев 1136 человек» [См: 23, С. 218].
Происки жителей Соли Камской, старавшихся завладеть участками обширного имения монастырского, дали повод монастырским властям просить Государя Алексея Михайловича переписать старые вотчинные данные и грамоты Великих Государей, т.к. они вследствие долгого употребления слишком обветшали и поэтому давали возможность безнаказанно вступать во владение монастырскими угодьями. В 1674 году от монастыря поступило челобитье на имя царя Алексея Михайловича, в котором главной была просьба «пожаловати архимандрита с братиею его велеть с жалованных грамот и со всех монастырских крепостей на всю их монастырскую вотчину, на землю и на заводы, на всякие угодья дать им в Пыскорский монастырь Великаго Государя жалованную ободную правую грамоту за вислою печатью с прежних отпусков» [См. 23, С. 218].
Алексей Михайлович повелел переписать все прежние жалованные грамоты, все крепости, все записи и из этого составить одну общую грамоту – ободную. В заключении ободной грамоты сказано: «И в тех местах землями и угодьи архимандриту с братией владеть и по прежнему, и по сему нашему Великого Государя указу и по жалованным грамотам, и по крепостям, и по тем старым межам, что выше сего писаны, по прежнему пожаловали его, архимандрита Пафнотия с братией, или кто по их в том монастыре иный архимандрит с братией будут, велели того своею вотчиною нашим Великаго Государя жалованием, землями, и слободками, и деревнями, и крестьяны, и бобылями, и пашнями, и починками, и сенными покосами, и лесами, и угодьи около монастыря на реке на Каме, и по Кондасу, и по Сирье, и по Лысве до вершин, по Сылве реке по обе стороны в гору до граней опричь Вознесенских покосов, и речкою Мечкою, и устья до вершины, и Усольским двором, что на посаде, и землею в Усольских полях, и варницами на Усолке и на Лысве, и на Канкоре и на речке Мечке, и рыбными ловлями в реках и озерах, что на тех землях есть, владеть монастырю по-прежнему по межам как в сей нашей Великаго Государя жалованной ободной грамоте выше писано… Даны те земли и угодья наше государское жалованье в Пыскорский монастырь изстари на церковное и на его монастырское строение, на церковные потребы, и им, старцам архимандриту с братией в руги место» [См: 23, С. 219].
Итак, мы видим, что получив столь милостивую монаршую грамоту и оградив себя ею от всех притязаний на свои владения, монастырь начал заботиться об устройстве солеваренного завода, который мог бы приносить монастырю гораздо больший доход, чем все прежние угодья. Монастырь имел варницы и ранее– в одну Пыскоре, одну на Побоищном острове, 4 в Соликамске, но все они не могли доставлять надежного дохода монастырю потому, что рассолы в Пыскоре и на Побоищном острове истощились, а Соликамские из-за дальности расстояния не могли доставлять нужного дохода без личного надзора властей монастырских, вследствие чего они, вероятно, и были проданы.
Именно это послужило причиной того, что в 1670 – 1674 гг. начаты были работы по устройству солеваренного завода по левую сторону Камы на расстоянии верст 7 и 10 по течению вниз от монастыря, в местах, где находились Дедюхино и Березовый остров. Сколько было варниц в этих заводах – неизвестно: нет на это никаких грамот, ни данных, ни крепостей, ни записей. Впрочем, если судить по богатству рассолов того времени, то можно предположить, что в Дедюхине и на Березовом острове было до шести варниц. Каково бы ни было число первых варниц в Дедюхине и в Березниковском промысле, но через 25 лет после основания их, т.е. в 1700 году, монастырь нашел нужным и удобным по своим средствам расширить свое солеварение и умножить варницы.
В 1700 г. между архимандритом Евфимием и Григорием Димитриевичем Строгановым состоялась уговорная запись, в которой, было положено монастырю в Дедюхине и на Березовом острове «вновь соляные трубы делать и варницы ставить в удобных местах где пристойно и вольно, и теми варницами на всякий год соли варить по 90 тысяч сапец, и дров к тем варницам покупать на всякой же год по 50 тысяч сажен». Развитие солеварения поощрялось Высочайшие покровители промышленности, а за упадок солеварения грозили строгим наказанием.
Когда через 20 лет по недосмотру монастырских властей многим варницам пришли в ветхость, а новых не устраивали, и тем довели солеварение до того, что на всех заводах, принадлежавших монастырю, производилось соли только 340.000 пудов, тогда (в 1721 г.) последовал строгий высочайший указ Пыскорскому монастырю вываривать и поставлять соли в 1722 г. 526.552, а в 1723 г. – 600.000 пудов, и вообще «в соляных помыслах размножение чинить» [См: 23, С. 219].
От таков большой выварки монастырь имел огромные доходы, Так, в 1721 г. поверенный монастыря Степан Дронин получил от казны за соль 23.396 руб. 80 коп. и 2 деньги. В 1755 г. монастырь умножил свою выварку до 1.300.000 пудов, что доставляло доходу 58.500 руб., полагая пуд по 4 ½ коп. В 1763 и 1764 г. выварка хотя и уменьшилась против 1755 г. до 419.966 пудов и 542.036 пудов, но все-таки и в это время выварка соли доставляла монастырю до 20 тыс. руб. доходу [См: 23, С. 220].
Иногда монастырское имущество терпело убытки. Первыми посягнули на него соликамцы. Живущие неподалеку от Пыскора, они нередко присваивали пашни и сенокосы иноков, рубили лес и добывали руду, строили хутора в их дачах, отнимали мельницы, брали оброк с монастырских починков. Светские власти действовали столь же неприязненно. В 1630 г. чиновник Надей Сватейщиков с рудознатцем Аристом Петцольдом взяли на имя Государево площадь под стенами монастыря, построили тут казенный медеплавиленный завод и при нем слободу для мастеровых.
Этим, уступки казне не ограничились. Вскоре она отобрала во свое владение 5 монастырских соляных варниц, из числа лучших, вместе с заготовленными здесь техническими материалами. Еще одна трагедия произошла 1678 г., когда соседние с Сылвенской монастырскою волостью башкиры и татары напали на нее и ограбили крестьян, причем убили 28 человек оброчников. Пыскорские настоятели хотя и били челом Государю об обидах, но просьбы их удовлетворены были только отчасти.
В управление архимандрита Гермогена Пыскорским монастырем, в монастыре произошло важное событие — занятие казной у монастыря речки Камгортки с мельницей, смежными землями под рудное дело, т.е. под медеплавиленный завод. О. Ипполит Словцов пишет об этом кратко: «При архимандрите Гермогене, вместо отнятых у монастыря на рудное государево дело, пожертвованы были Государем Михаилом Феодоровичем в 1641 г. пустовые земли в Кунгурском уезде на речке Мечке» [См: 23, С. 217], — но какие земли и сколько их взято от монастыря, и какие земли к нему отведены на той речке – не объясняет, ссылаясь только на обводную грамоту.
Н.И. Краснов пишет: «По указу царя Михаила Феодоровича приезжал в Пермь (к Соликамской) гость Надея Светешников, да подьячий Илья Кириллов, да иноземец-рудознатец немчин Арист Петцольд, для отвода места под медеплавиленный завод. Место это взято у Пыскорского монастыря, которому взамен отданы р. Нечайка и Нечаева пустошь» [14], — и только. Летописец Прядильщиков, неправильно называя год – 1630 – и неправильно называя Надею Сватейщиковым, сообщает о таковом захвате казною монастырских земель и будто бы еще нескольких варниц, и присовокупляет, что захват Сватейщикова возмещен припискою к монастырю пустошей по р. Нечайке, а варницы-де остались за казной. Что приезжал в Пермь гость Светешников с многими лицами, для отвода земли под медный завод – это верно. Но ошибочным является то, что на место взятой земли отведена пустошь на речку Нечайке.
Действительно, около Пыскорского монастыря протекала речка Нечаиха, выше оного впадала в реку Каму. Но эта речка находилась в районе земель Пыскорского монастыря и отдавать монастырю пустошь на речке Нечаихе казна уже не могла. И выходит, что вместо речки Нечайки и Нечаевой пустоши следует разуметь речку Мечку и Нечаеву пустошь. Это противоречие обстоятельно разъясняется грамотой Великого Государя Михаила Феодоровича, данной на имя архимандрита Гермогена, которую мы находим в Пермской летописи Шишонко, взятую им из «Путешествия в Чердынь и Соликамск» Берха. Сделаем выдержки из той грамоты: «Божиею милостию, мы, великий государь царь и великий князь Михаил Феодорович, всея Руссии самодержец, пожаловали есми с Камы реки Преображенского Пыскорского монастыря архимандрита Гермогена с братиею…
В прошлом в 143 (1635) году по нашему государеву указу посланы с Москвы к Соликамской для нашего рудознатского дела гость Надея Светешников, да подьячий Илья Кириллов, да с ними послан иноземец-рудознатец немчин Арист Петцольт, с иными с мастеровыми с русскими и немецкими людьми. И приехав они к Соликамской иноземец Арист прежнего мельничнаго заводу, где было быть нашему медному заводу у Григоровы горы, досматривал и сказал, что то место на мельницу не годно, потому что тут в речке вода мала… Для прииску к мельничному заводу ездили и приискали под мельницу место, у того Пыскорского монастыря их монастырское на речке на Камкорке на той же горной стороне от Григоровой горы вниз по Каме реке 25 верст. И на той речке на Камкорке заплоту и мельницу на наше медное дело он гость Надея… поставили.
Да у них же Пыскорского монастыря… против Пыскорского монастыря за Камою рекою, взят луг для сенных покосов, медного дела, угольных пожегов на кровлю (кучи, в коих жгут уголь, покрываются дерном, для коего и взяли луг). А Пыскорского монастыря архимандрит Гермоген в то место, что у них взято, на наше дело речка Камкорка и с их монастырскою мельницею и с животиным выгоном, бил нам челом… о пустых местах, что на Сылве реке… (идет перечисление тех мест и справка о том, что эти места, как оказалось, никем не заняты). И в прошлом в 144 г. по нашему государевому указу и по нашей государевой грамоте, какова им дана к Соликамской к воеводе к Богдану Комынину велено ему Пыскорскаго монастыря архимандриту Гермогену с братией, тою речкою Мечкою и пустошью Нечаевой владеть и крестьян населять, опричь Вознесенскаго монастыря сенных покосов и опричь татарских оброчных вотчин. А по отказным книгам воеводы Комынина прошлаго 145 пустошь Нечаева с сенными же покосы промеж речки Шаквы и речки Мечки, от речки Сылвы в гору по Черемховской враге, что к речке Шакве, да по глубокой враге, что к речке Мечке. А вершины Черемховской враги сосны, а на тех соснах впредь для спору Сылвенские и Шаквинские ясачные татарове Девлекей с товарищи положили свои тамги.
А он архимандрит Гермоген с братией положили свое монастырское знамя книжное слово мыслете, а по смете в той Нечаевой пустоши дикова поля 80 десятин, да лесу дубровы, которой впредь в пашню пригодится, 100 десятин, да сенных покосов по лугам и по наволокам на 3000 копен волоковых, да на тех же лугах десять озерков не великих, а в них рыбная ловля не большая… И мы… пожаловали, что у них у Пыскорскаго монастыря на наше медное дело взято их монастырской земли и угодий под плавильну, и под заплоту, и под горна, и под анбары, и под мельницу, и под кузницу, и под дворы, где живут медного дела приказные люди, и плавильщики и кузнецы и немцы мастеровые и работные и всякие люди и что взято под лошадь, где лес всякий кладут, и где кладут медную руду и ставят суды и берегу горы где подкопы выведены для медные руды и луг сенными покосы для угольных пожегов, по смете всего семьдесят десятин, а сена ставится по 400 и по 500 копен… (далее опять повторяется о том, чем Пыскорский монастырь должен владеть по речке Мечке за отобранные у него земли и угодья).
А что им архимандриту Гермогену с братиею, по речке Мечке и пустошь Нечаева, и что на той пустоше сенных покосов, и лесов и озерков, и рыбных ловель, и угодей в даче дано больше того, что у них в монастырской земли и угодий взято на наше дело и то им дано больше того-для, что нашим царским счастием в их монастырской земле и в угодьях медная руда объявилася и завод стал. И те у них места взяты под монастырем, а им дано в то место от монастыря далеко; да и для того будет впредь, что инде нашим же царским счастием такая же медная и серебряная руда объявится, про то б никто не таил и объявливали бы те места нашим царскаго величества приказным людям и нам бы тех людей также жаловать своим царским жалованьем большим… к сей нашей жалованной грамоте я царь… велел печать свою привесить. Дана сия наша… гр… в Москве лета 7149 (1642) апреля в 15 день» [См: 31, С. 204].
Оказывается, что отчуждение в казну земель и угодий от Пыскорского монастыря под устройство медеплавильного завода и отвод к монастырю земель и угодий на речке Мечке в Кунгурском уезде было весьма выгодно для Пыскорского монастыря; вместо 70 десятин сенокосной земли, двупоставной мельницы скотского выгона,отведено пахотной земли 80 десятин, леса – 100 десятин, для покоса на 3000 копен по крайней мере 220 десятин, а всего 400 десятин с озерами для рыбной ловли. Следовательно, монастырь больше, чем в 5 раз получил от казны земель и угодий, вместо отчужденных от него. В царской грамоте объясняется, почему так щедро вознагражден монастырь казной: потому, во-первых, что земли и угодья отводятся вдали от монастыря (в 280 верстах от него), во-вторых – открытие медной руды где бы то ни было, почиталось особым царским счастьем. Хотя около Пыскорского монастыря медной руды открыто не было, но только место для медеплавиленного завода было удобно. Руда же подвозилась на Пыскорский завод: из Григорьевской горы, находящейся в казенном ведомстве, за 25 верст, и из рудника Кужкорского, находящегося в дачай Строгановых, на р. Яйве, в 20 верстах от завода.
В 1755 г. Пыскорский монастырь был перенесен снова на третье место, выше по течению Камы верст на десять, на речку Лысву. Повод к перенесению монастыря на новое место неизвестен. Существует два мнения на этот счет. Первое: у возвышенного берега Камы, на котором был основан монастырь, весной, при сильном напоре Камы на этот берег, оторвало значительную часть. Предполагая, что вода и на следующие годы будет также разрушительно действовать на грунт монастырского местонахождения, монашествующие опасались, чтобы все здания не рухнули в воду [См. 23, С. 221]; второе, не отвергающее первое предположение, — что настоятель монастыря, перенося его на другое место, имел в виду совершенно другую цель: он надеялся перевести в монастырь какую-то ярмарку, Ирбитскую, кажется, к чему много способствовало Лысвинское местоположение и сообщение водным путем [См: 23, С. 221]. Нельзя уверенно сказать о достоверности приведенных мнений.
Перемещение монастыря могла повлечь за собой материальные убытки. Вспомним только, что на монастырских солеварнях ежегодно добывалось соли, самой чистой пермянки, до 1.200.000 пудов, и казна должна была монастырю за соль 80.000 руб. [См: 13, С. 159]. Кроме того, постоянные вклады, сборы с земель и крестьян, доходы от рыбной ловли и мельниц значительно увеличивали капитал монастырский.
Тем не менее, решение о перенесении монастыря на берег р. Лысвы было принято окончательно. В 1755 г. архимандрит Иуст донес Св. Синоду о том, что:
— пространство земли, занимаемое монастырем, весьма недостаточно;
— грунт земли так слаб, что на нем невозможно утвердить свай;
— две церкви стоят над самой водой и скоро и легко могут обрушиться вместе с берегом;
— каменные братские кельи сыры и угарны;
— вода, текущая из примыкающего к монастырю медеплавильного завода, портит здания, церкви и самые вещи;
— заводской смрад вредителен на грудь человека, и
— в дачах монастырских, близ деревни Лысвы, в 8 верстах от монастыря вверх по Каме есть место пространное, удобное и прочное [См: 13, С. 161].
Св. Синод, рассмотрев донесение архимандрита Иуста, поручил 24 января 1756 г. Казанскому епископу Гавриилу составить комиссию для освидетельствования старой и новой местности монастырской. Комиссия нашла донесение Иуста справедливым. Иуст был полностью уверен, что его ходатайство будет Синодом удовлетворено. Не отличавшийся терпением, он, не дожидаясь от Синода разрешения, приступил к делу: на Лысве завел кирпичные сараи, купил бутового камня, железа и др. материалов, заложил там четыре церкви и два корпуса – трехэтажный для братских келлий и пятиэтажный для настоятеля, здание едва ли не самое большое в тогдашней России, потом принялся за разломку Пыскорского монастыря, начиная с церквей, оставив одну Никольскую для поминовения усопшей братии, и братские келии на время. Потом приступил к разломке Пыскорской Введенской церкви, которая была уже приходскою, как и Дедюхинская Христорождественская, в зависимости не от архимандрита Пыскорского монастыря, а от Вятского архиерея. Но архимандрит Иуст не принял это во внимание.
В итоге Пыскорская церковь, несмотря на бунт прихожан, была разобрана; годный материал и колокола перевезены на Лысву; туда же архимандритом Иустом переведен был и церковный причт. Затем приступили и к Дедюхинской церкви, но там взбунтовались прихожане и успели отстоять церковь, поплатившись только колоколами.
Таким образом, в 1756 г. архимандрит Иуст успел разрушить почти весь Пыскорский монастырь и приходскую Введенскую церковь, а Дедюхинскую обобрать. На Лысве к концу того года были построены братские келлии и церковь Предтеченская – нижняя главной Преображенской. Впрочем, быстро подвигались и другие постройки, так что в 1758 г. большая часть из них были окончены.
Архимандрит Иуст на осень 1756 г. оставался еще в разрушенном им Пыскорском монастыре, и в это время было сделано на него нападение разбойниками: он едва не лишился жизни, что и заставило его переехать на Лысву. В 1757 г. от одного из монахов Пыскорского монастыря на архимандрита Иуста поступает в Синод донос, в котором Иуст обвинялся в том, что он без всякого разрешения разломал Пыскорский монастырь и Пыскорскую приходскую церковь, на Лысве самовольно выстроил 4 церкви, переплавил церковное серебро и из него сделал новую утварь и завел для монастыря драгоценную митру, панагию и карету в триста рублей, постройку производит спешно и непрочно и без надлежащего надзора, оттого свод на Преображенской церкви провалился и задавил семьдесят человек, и что он, Иуст, осмеливается от имени императрицы в разные места рассылать указы без всякого права. Донос на Иуста важный; но он сухим вышел из воды, а доносчика, бедного монаха, наказали [33].
Чем объяснить такие действия? Нам кажется, что свои распоряжения Иуст считал правильными и не ожидал никаких препятствий со стороны начальства, тем более, что план его уже предварительно был одобрен комиссией. Может быть, надеясь на милость императрицы Елизаветы Петровны, он не хотел видеть ничего противозаконного в нарушении общепринятого порядка в делопроизводстве по устройству обители. Решительный и скорый, он не хотел ожидать в бездействии. 8 октября 1756 г. на Лысьве (в 5 верстах от Соликамска) было уже построено несколько келий; 28 апреля 1757 г. освящена больничная Предтеченская церковь, а постройка других зданий близка была к окончанию. Такая скорость возможна только при богатстве монастыря и необыкновенной деятельности, которою отличался архимандрит Иуст.
Быстро рос новый монастырь на Лысве, чему, конечно, способствовали готовые строительные материалы – остатки Пыскорского монастыря; поэтому в том же году на Лысве было уже достаточное количество келлий и церквей, чтобы переселиться и монашествующим, а на другой год монастырь на Лысве был уже совершенно отделан. Нельзя не удивляться той поразительной быстроте, с которой менее чем за два года были сооружены такие огромные и многочисленные здания, какие находились в Лысвенском монастыре, расположенном в виде квадрата на обширном пространстве, как свидетельствуют развалины и подтверждает Соликамский летописец: «Оной Пыскорский монастырь застроен вновь по переносе с прежнего места бывшим наперед сего архимандритом Иустом квадратно четырми каменными стенами в замок при портовой реке Каме, при устье речки Лысвы, от города Соликамска расстоянием в 10 верстах, от г. Кунгура в 270 верстах» [См: 23, С. 223].
В монастыре на Лысве было пять церквей: во имя Преображения Господня, Иоанна Предтечи, Живоначальныя Троицы, Пресвятыя Богородицы Владимирской и Благовещения, огромнейшая колокольня, обширнейшие келлии настоятельские, с погребами и подвалами, отдельные корпуса для трапезы и для ризницы с палатками для разных припасов; стены монастырские служили вместе помещением для братских келлий, которых было всего 174. В числе этих зданий некоторые имели окна в пять ярусов, исключая нижний этаж, как, например, церковь Живоначальныя Троицы; некоторые, как церковь Преображения, окна в пять ярусов, но только с включением нижнего этажа; некоторые здания были пятиэтажные, каковы настоятельские келлии; братские келлии были трехэтажные. «План монастыря, снятый с натуры, ясно свидетельствует, что здания монастырские имели на себе отпечаток какого-то дикого величия, смешанного с простодушным безвкусием, громадности с непрочностью» [См: 23, С. 223].
Вот краткий перечень зданий, построенных архимандритом Иустом:
1). Церковь Преображенская с каменным сводом, железной крышей и тремя главами. Под нею церковь Предтеченская. Это здание длиною 27 саж., шириною 7 саж., вышиною 11 саж. 2 арш.
2). Церковь Благовещенская с погребами и подвалами недостроенная, 7 саж. 2 ½ арш. длиною, 7 саж. 1 арш. вышиною.
3). Церковь Троицкая двухэтажная. Внизу церковь во имя Владимирской иконы Божией Матери с братскою трапезою. Длина здания 25 саж. 6 четв., ширина 5 саж. 1 арш., вышина 10 саж.
4). Колокольня в 70 саж. вышины, под которою предполагалась церковь Благовещенская.
5). Настоятельские кельи в 5 этажей с погребами и подвалами, длина 27 саж., ширина 6 саж.
6). Трехэтажный корпус на протяжении от св. ворот до Благовещенской церкви.
7). Трехэтажный же корпус на протяжении от Благовещенской церкви до западных ворот, под которым предназначены были кельи. В этом корпусе помещались: сушильня, мастерская, солодовня и т. п.
8). Корпус, покрытый железом, 24 саж. в длину, 5 саж. и 2 четв. в ширину.
9). Трехэтажный корпус.
10). Монастырские стены в 5 саж. 1 четв. вышиною.
11). Выстланный камнем и с каменными сводами канал, на протяжении 150 сажен.
По углам построены были церкви и колокольня, а между ними монастырские здания; площадь монастырская была свободна. При взгляде на план и фасад Лысвенского монастыря представляется, что он как будто перестроен был из острога или какой-то громадной фабрики; главная Преображенская церковь и церковь Троицкая были похожи на обыкновенные громадные жилые дома, с кровлями на два ската, без куполов; алтари отмечены тем, что на восточной стороне их поставлены были небольшие главки с крестами; церковь Благовещенская с конусообразной кровлей похожа на сторожевую башню, а колокольня – это четырехугольный столб, с небольшой крышей, но с большой маковицей, закрывавшей почти всю колокольню.
О внутреннем украшении церквей Лысвенского монастыря почти ничего не известно. Иконостас с иконами для главной Преображенской церкви сохранился и в настоящее время находится в Пермском Спасо-Преображенском соборе – ныне в его стенах располагается Пермская галерея. По иконостасу и иконам можно заключить, что иконостасы и в прочих церквах были сооружены в таком же стиле, а иконы были московского письма. На плане Лысвенского монастыря написано: иконостас и иконы в церкви Владимирской Божией Матери – высокой работы. В Чердынском соборе хранились из этого монастыря царские врата в главном храме. В ризнице монастыря было более тысячи священных одежд: фелоней, подризников, епитрахилей, набедренников, палиц, стихарей и прочего, большей частью из драгоценных золотых и серебряных материй. 13 Евангелий под серебряными и золочеными досками, с драгоценными камнями; одно из них, украшенное бриллиантами, весом 1 пуд 10 фунтов 48 золотников; 8 сосудов, из которых один чистого золота, а прочие серебряные; 15 напрестольных крестов серебряных под золотом; серебряных паникадил, лампад и подсвечников до 50. Во всех этих вещах золота и серебра 18 пуд. 3 фунт. 85 золотников. В счет этого не входят серебряные братские вещи, в которых весу до ½ пуда. Но самые драгоценные предметы – 5 митр: одна из них с бриллиантами в 27.000 руб., другая с алмазами в 16.000 руб., третья с жемчугами в 9.000 руб., четвертая также с жемчугами в 4.000 руб., пятая бархатная с жемчугом в 1.200 руб.; все с финифтяными изображениями прекрасной работы и окаймлены золотой бахромой.
На колокольне были колокола: 1). 1500 пуд.; 2). 700 пуд.; 3). 360 пуд.; 4). 120 пуд.; 5). 70 пуд.; 6). 50 пуд.; по другим источникам: 1). колокол в 1300 пуд.; 2). 700 пуд.; 3). 360 пуд.; 4). 163 пуд.; 5). 100 пуд.; 6). 50 пуд.; но в действительности, как видно из статьи о переводе Пыскорского монастыря в г. Пермь [См: 29, С. 35], один колокол значился в 1000 пудов, а когда он был разбит, то в нем оказалось меди только 894 пуда 1 фунт; 2-й в 600 пуд., в нем оказалось меди 492 пуда 1 ф.; эти колокола были разбиты, как поврежденные при пожаре; 3-й колокол, называемый «Бурло», расколовшийся еще при архимандрите Симоне, значился 360 пуд.; а в нем оказалось меди только 300 пудов. Этот колокол перелит был при архимандрите Иакинфе в Соликамске, в 500 пудов. Он до революции висел на кафедральной Пермской колокольне, как Пыскорское наследство.
При монастыре был даже арсенал, или, как сказано в описи, монастырский воинский снаряд. Он состоял из 11 пушек полковых, чугунных и железных, в колодах; 1 пуд. 10 фунт. железных ядер; 12 пуд. 33 фунт. пороху; 4 пуд. 15 фунт. свинцу; 1 пуд. 10 фунт. свинцовых пуль; 128 фузей и винтовок; 5 шпаг; 2 старинные сабли; 20 ножей подсайдашных; 9 бердышей; 21 копье на ратовищах; 20 лядунок, обитых кожей. В описи говорится даже о двух холщевых знаменах ветхих [См: 34, С. 184]. Наличие оружия в монастыре было следствием необходимости защищаться от набегов разбойников. До архимандрита Иуста монастырь существовал более 200 лет.Он был богат и крестьянами, и землями, и угодьями. В число угодий входили:
— вотчинной земли на 50 верстах по берегам и окрестностям рек: Камы, Кондаса, Сылвы, Сырьи и Лысвы;
— до 50 деревень и сел, в которых считалось 3.528 ревизских душ. Крестьяне Сылвинской волости, в числе 1501 души, платили монастырю оброк по 2 руб. с души, прочие же употреблялись в разное время на монастырские работы, но сверх того отдавали монастырю 3-й сноп;
— три подворья: одно в Москве, каменное, где помещалась монастырская соляная контора, а по временам настоятель и монахи; другое, деревянное, в Соликамске, где жили старцы для надзора за работами на солеварнях и служители, и третье – в Нижнем Новгороде, для соляной конторы;
— 6 водяных мельниц в разных местах;
— рыбные ловли;
— солеварни в Дедюхине при сельце Веретийском и на Побоищном острове, с которого соль употреблялась только на монастырский обиход. Мы уже имели случай видеть, как велики были доходы с соляных промыслов. При таких выгодах, расход был незначителен. Монастырь выдавал жалование: иеромонахам по 60 руб., иеродиаконам – 40 руб., монахам – 15 руб., и пропитывал 47 отставных военных чинов, с выдачею им по временам пенсии [6].
Вот перечень главных статей дохода монастыря перед введением штатов (1764 г.):
— обширные участки земли, раскинутые по двум провинциям – Соликамской и Кунгурской, при реках Каме, Лысьве, Кондасу, Сырье и Сылве, — где проживало в 50-ти селениях 3550 ревизских душ, частию на оброке, частию издельных;
— соляные промыслы в Соликамске, Дедюхине, Веретее и на острове «Побойном» — вываривавшие до 1 миллиона пудов соли;
— 6 мукомольно-водяных мельниц;
— три подворья: в Москве, Нижнем Новгороде и Соликамске, из которых первые два служили конторами для продажи соли.
При проведении политики секуляризации по указам императора Петра III и императрицы Екатерины II, все вотчины монастырские отобраны в казну, куда поступили после и солеварни, мельницы, угодья и Московское подворье. За монастырем оставлено вотчинной земли, по берегам Лысвы и Суплеса, 8 десятин для скотского выгона, Усть-Боровские луга, Чашское озеро, Соликамское подворье и 17 служителей. Самый монастырь остался на штатном жаловании, в количестве 1311 руб. 90 коп. [См: 13, С. 159].
(Просмотров 739)
