«В Соликамском уезде, на правом берегу Камы, в 20 верстах от Соликамска, находится ныне село Пыскорское. При виде сего села невольно приходит на мысль славный некогда Пыскорский монастырь, существовавший почти 200 лет (1560 – 1755).
Во второй половине ХVII в. в Великой России сделались известными богатые соляные источники на прикамских берегах, доставлявшие туземцам при их вовсе не солепромышленной деятельности достаточное количество соли для домашнего обихода [1]. Открытие соляных источников одним промышленником привлекло сюда многих других. Не говоря о многих выходцах из России, пришедших в страну Камскую для солепромышленности, каковы Калинниковы, Шустовы, Филатьевы, Суровцовы и Ростовщиковы, должно сказать о главе сих промышленников, Анике Строганове. Он и дети его были первыми солепромышленниками и виновниками населения в пустынных и диких местах прикамских.
Аника (Иоанникий) Феодорович Строганов принадлежал к богатому и знатному дому в Соль-Вычегодске, имевшему в нем соляные промыслы [2]. В ХVI в. (около 1556 – 1558 гг.) Аника Федорович проведал о богатых соляных источниках, находящихся в Великой Перми, частию от туземцев, приходивших каждогодно в Великий Устюг для продажи мехов [3], частию от нарочно посланных им служителей своих, которые, осмотрев неведомую землю, сообщили Анике Федоровичу о всех богатствах, в ней заключающихся [4].
Как опытный солепромышленник с огромными денежными средствами, он решился, оставив на время сольвычегодские промыслы, поискать счастья в стране неведомой. Предприятие его увенчалось успехом, какой обещали ему соглядатаи его: он нашел на правом берегу Камы ниже Великой Перми за 88 верст богатые соляные источники. Не медля ни мало, Аника Федорович отправил в Москву к Великому Государю Иоанну Васильевичу Грозному второго сына своего Григория Аникиевича с тем, чтобы он просил Государя б отдаче им, Строгановым, пустопорожней земли с правом лес на ней рубить, пашню пахать, дворы ставить, людей призывать не письменных и не беглых, варницы заводить, соль варить [5].
Вследствие сего челобитья Великий Князь в 1558 г. апреля 4 дня дал Григорью Строганову желанную грамоту, которой представлялось Строгановым право владлеть землей по обе стороны Камы с устья Лысьвы до Чусовыя реки на пространстве 146 верст со всеми условиями, высказанными Строгановыми в челобитьи. «Аз Царь и Великий Князь Иоанн Васильевич всея Русии Григория Аникиева сына Строганова пожаловал, велел есми ему на том пустом месте ниже Великия Перми за 88 верст по Каме реке по правую сторону Камы реки с усть-Лысьвы речки, а по левую сторону Камы реки против Пыскорской курьи внизу по обе стороны по Каме до Чусовыя реки, на черных лесех городок поставити… А где в том месте расол найдут, и ему тут варницы ставити и соль варити, и по рекам и озерам в тех местах рыбу ловить безоброчно» [6].
Получив такое благодеяние от Государя, Строгановы тогда же спешили им воспользоваться: немедленно переселились во вновь пожалованную им землю, привели туда своих рабочих, слуг и прочих людей, необходимых и сведущих в солеварении. Затем по данному им помянутою грамотою праву принимать к себе людей не тяглых и не письменных [7], к ним начали стекаться со всех сторон люди, ищущие пропитания и крова. И вот в стране, где только были места пустые, леса черные, речки и озера дикие, острова и наволоки пустые, где, по свидетельству Кадаула Пермитина, которого спрашивали на Москве в подтверждение слов Григория Строганова, «не было у Пермичей ухожаев никоторых» [8], — вдруг при необыкновенной удивительной деятельности четверых Строгановых: отца Аники и сыновей – Якова, Григория и Семена, явились жилища человеческие, частью разбросанные там и сям, частию составлявшие целые селения и городки.
Таким образом было положено основание и Пыскорскому монастырю. Ибо первым делом Строгановых – по получении от царя и Великого Князя Иоанна Васильевича 4 апреля 1558 года жалованной грамоты на места ниже Великой Перми – было ограждение своих владений от набегов сибирских и ногайских и иных орд татар. Основываясь на той грамоте, позволявшей «городок ставити», Строгановы тотчас же по приезде из Москвы во вновь пожалованную им землю, основали на правой стороне Камы на речке Пыскарке городок и назвали его, сообразуясь с местным наречием, Канкар, или Кам-юрт [9], ибо место это «было крепко и устрожливо». Кроме естественной защиты – положения на горе – Канкар обнесен был крепостию, в которой постоянно находились «пушкари и затинщики, и пищальщики, и подворотники», содержавшиеся на собственный счет Строгановых, которые сами предложили сию услугу [10] Государю, не мало в то время озабоченному восстановлением прежних данников: остяков, вогуличей, югорцев, которые, по наветам Киргизского хана Кучума, не хотели платить в Москву ясака и нередко тревожили набегами Великую Пермь [11]. Оградив себя устройством воинственного городка от набегов кочующих по Сибири племен, Строгановы не медля нимало начали заботиться об устройстве храма Божия, для удовлетворения своего благочестия и для моления за Великого Государя, так щедро излившего на них свои милости. Но вместо одного храма Божия они построили целый монастырь, в котором бы после трудов многодеятельной своей жизни можно было, по времени, успокоить свою старость. Монастырь сей основали Строгановы согласно желанию благочестивого отца своего Иоанникия вблизи своего городка Канкара под горой на речке Пыскарке Нижней [12]. В Пыскорском селе в настоящее время есть предание, «что Аникий Федерович Строганов, обозревая пожалованные ему необитаемые места по речке Каме, увидел людей, облаченных в монашеские одежды, на месте близ ручья, который впоследствии получил название Пыскорки. Узнав, что люди сии отшельники, жившие в глубине леса в маленьких шалашах, он захотел бедные шалаши отшельников обратить в удобные келлии и из ничтожного скита создать монастырь». По этому ли обстоятельству, достоверность которого не подтверждается исторически, или собственно движимый благодарностью к Богу и особенным расположением к жизни монашеской [13], Аникий Федорович вздумал построить и действительно построил монастырь в 1560 году [14], основав его, как выше сказали, на правом берегу Камы га устье речки Нижней Пыскорки, далее от Канкара около версты. Первый храм в сем монастыре был устроен в честь Преображения Господня [15]. По храму и монастырь назван Спасо-Преображенским, хотя в начале своего существования нередко именовался и просто Спасским [16], но это было не более, как сокращение писавшего.
Для содержания монастыря и братствующих Аникий Федорович в том же году, в коем устроил монастырь, пожертвовал ему пашенные земли в достаточном количестве и остов, вероятно с сенными покосами, — все поблизости монастыря, около речки Пыскорки [17]. Аникий Федорович хотя и удалился пред смертию своею, около 1566 – 1568 года [18] случившеюся, из Канкара в прежнее свое жительство в Соль-Вычегодск, но завещал детям своим заботиться о монастыре столько же, как и о своих владениях. Посему, не прошло еще и трех лет после первого данья, сын Аникия Яков «по слову отца своего в 1563 году дал в дом Всемилостивейшего Спаса у Соли-Камской земли пашенной и пожни, да два двора половничьи, а третий большой двор на посаде, а четвертый в городе и мельницу у Соли же Камской, и чертеж и четыре варницы без цыренов, да два места пустые варничные и росолы на 6 варниц» [19]. При таких средствах монастырь Пыскорский мог содержаться безбедно, и не только в первое время, вероятно, при небольшом числе братствующих, но и в последующее, когда с каждым годом, как увидим впоследствии, штат монашествующих увеличивался. Впрочем, дети Аникия Феодоровича не на содержание только монастыря обращали свое внимание, но и на самое устройство и улучшение его во внешнем отношении. Так, чрез 6 лет после основания Канкара, основав и устроив другой городок на Каме, ниже на 20 верст от первого – Кергедан, дети Аникия Федоровича – Яков, Григорий и Семен придумали отдать монастырю в полное владение городок Канкар с тем, чтобы в него, как в лучшее место, перенесен был монастырь, на что давались и денежные средства». \ Свящ. И. Словцов. «Пыскорский Преображенский ставропигиальный 2-го класса монастырь» — ПЕВ 1867 г., № 12 неоф., с. 203 – 207\.
«Поступное письмо братьев Строгановых Пыскорскому настоятелю Варлааму было самым сильным побуждением к перенесению только что устроившегося монастыря на новое место. Вот оно:
«В Пречестную обитель Всемилостиваго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, честнаго и славнаго Его Преображения, иже показа славу Своего Божества ученикам и Апостолам на горе Фаворстей, и Пресвятыя Богородицы, Присно-Девы Марии, заступницы роду христианскому, а нам грешным во всем помошницы и упования всех христиан, честнаго и славнаго Ея Рождества, начальнику и пастырю Христовых словесных овец, Варлааму, о Христе, мир и целование и всему по Бозе братству твоему, Аникиевы дети Строгановы Яковец, Грыньша и Семенец челом бьем!
Божия воля сталась, наших родителей в животе не стало, Государя нашего отца Иоанникия, а во иноцех Иоасафа, и нашея Государыни матушки Софьи. И мы ныне в дом Боголепному Преображению и Пречистыя Рождеству, твою паству в монастырь даем свои новые роспаши от Лысвы речки и по Лысве вверх до вершины, межную свою сторону и мельницу большую на Лысве и от Лысвы вниз по правую сторону Камы свои новые пашни и городок Канкор. И пожаловал бы ты начальник Варлаам, посоветовал бы твоей паствы с братством, чтобы перенесть и монастырь в городок, а церкви бы ставити по вашему чину, как будет пригоже; а в городке боевого снаряду: 12 рушниц, да 3 затинных, да пуд зелья, да пуд свинцу. А от городка вниз до нижней Пыскорки и вверх по Пыскорке до вершины, а за Пыскорку монастырю дела нет, также и до Меркурьевских островов монастырю дела нет. А межа нашему данью: по Каме по правую сторону от Лысвы вниз до нижней Пыскорской Курьи, а по левую сторону по Каме вниз до Зырянки, а ниже Зырянки по Каме в наш правеж монастырю дела нет. А которые жильцы живут у городка Канкора, которым давано от нас под дворы места и пахотные земли и покосы в Чашкине, и те жилецкие земли и пашни по смерти тех жильцов владеть монастырю же; а мы же послали в дом Боголепнаго Преображения и Пречистыя Рождеству 100 рублев денег. А молити вам Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа и Пречистую Его Матерь, Присно-Деву Марию и святых небесных Сил, Ангел и Архангел Михаила и Гавриила и прочих бесплотных и великаго Пророка и Предтечу Христова Крестителя Иоанна и всех святых Богоугодивших от века веков, аминь, чтобы умножил Бог православному Государю и Царю и Великому Князю Иоанну Васильевичу, всея России, его благодарованным детям цесаревичу Иоанну и Феодору многолетное здравие во всяком проскомисании, на литиях и панихидах, и на обеднях Благовернаго Князя Василья Васильевича, во иноцех Варлаама, Благоверных Цариц и Великих Княгинь и чад их, тако и за отца нашего за прежнее данье и за нынешнее служить игумену с собором и кормы кормити, доколе Бог изволит и обитель стоит; а по Государех и Государынях кормы кормити большими, да и по наших родителех служить игумену с собором по четыре службы на всяк год, доколе святое место стоит, род же наш написать на синодик [1], прочитывать вряду на всякий день; а который из нас, Иоаникиевых детей, похощет постричися, или дети наши, то без вкладу стритчи, а кого мы велим из своих людей постритчи, тех вам стритчи без вкладу же и братству причести; а послышите кого из нас в животе не станет, и вам бы приписать к нашим родителем, да поминать на литиях по вся дни. Писано 7078 году марта 2 дня» [2].
Настоятель монастыря Варлаам, получив такое милостивое от Строгановых пожертвование, не мог не принять их предложения о перенесении монастыря в Канкор: в противном случае неуважение его к советам Строгановых показалось бы им неблагодарностью и навсегда могла лишить монастырь их милостей. А власти монастырские много и в будущем ожидали от своих благодетелей. Вследствие чего ,не думая нимало о трудностях перенесения монастыря на новое место, о заботах перестройки келлий и создании храма Божия, Варлаам на угождение своим вкладчикам созвал братию и объявил им предложение Строгановых с собственным желанием перенести монастырь. Братствующие вполне согласились с Варлаамом, сколько по обету монашеского послушания, столько же и по соображениям выше высказанным. Вслед за решением приступлено было к исполнению. Впрочем, настоятель монастыря, принимая в расчет, что в городку Канкор как в палатах самих владельцев, так и в домах прислуги их, выведенной в Кергедан, будет достаточное помещение для монашествующих, не разрушил всего прежнего монастыря и даже церкви Преображения Господня [3], а занялся только устройством храмов Божиих по чину, как было пригоже. Скоро ли приведено было к концу устройство нового монастыря, неизвестно. По крайней мере через 9 лет по получении помянутого поступного письма в городке Канкоре был уже настоящий монастырь, имевший новый храм Божий Благовещения Пресвятыя Богородицы со всеми церковными принадлежностями, а монастырские келлии в числе десяти [4]. Вероятно, монастырь в таком состоянии был гораздо прежде. Строгановы, пожертововав «сто рублев денег» на перестройку его, не щадили и других пожертвований: они на свой собственный внесли во вновь устроенный ими же храм все нужное для церкви – образа, ризы, свечи, книги, колокола и всю утварь [5]. При таких пособиях долго ли было создать новый небольшой храм и из готовых материалов устроить десять келлий. Много ли нужно было времени создать и устроить все это при тех, кроме пособия Строгановых, средствах, коими монастырь пользовался в сие время, как увидим мы далее?
Кроме тех частых вспоможений Строгановых, каковы: деньги, строительные и разные церковные вклады, монастырь пользовался довольно огромными, по тому времени, доходами с недвижимого имения, ему принадлежавшего по данным Строгановых же. Люди вместе со слободкою, за монастырем находившеюся [6], пожертвованные Строгановыми монастырю, обрабатывали пашенную монастырскую землю. Земля хотя и не очень хорошая, была в достаточном количестве [7]. Одного сена на лугах монастырских вместе с крестьянскими собиралось около 2000 копен. Сверх того монастырь имел в своем распоряжении несколько мельниц лучшего немецкого устройства, рыбные ловли, безоброчно производимые в реке Каме, под монастырем и в озере Чашкине и в настоящее время обильном рыбой, два починка да деревни Лысву и Новинки, варницу, существовавшую на речке Пыскорской, где монахи вываривали достаточное количество соли, не только на свой обиход, но, вероятно, и на продажу [8]. О варницах, пожертвованных монастырю, прежде всего у Соли-Камской, в это время уже не упоминается, вероятно, монастырь, не имея еще достаточного количества людей, потребных для солеварения,, продал эти варницы кому-либо из Соликамских солепромышленников за большие деньги, подобно тому, как еще игумен Варлаам продал в Соликамске одну варницу Соликамскому жильцу Федору Шелконогову – не известно только, в котором году [9]. По этим немногим документам владений монастырских можно отчасти судить о том, что монастырь существовал в сие время безбедно и приходил в цветущее состояние, которое было только предвестником того величия, которое приобретал он с каждым годом во все последующее время, при некоторых мудрых и распорядительных из своих настоятелей.
Любовь к иноческой жизни, соединенной с такими удобствами и довольством, какими пользовался монастырь, и желание быть в числе таких братствующих, которые, владея большими землями, зависели прямо от митрополитов Московских, а впоследствии от патриархов [10], привлекали в него многих, желавших «стритчися». Вероятно, и ранее сего времени братствующих было человек до десяти, иначе в короткое время они не могли бы увеличиться до того числа, в каком были они в 1579 г., чрез девять лет после перенесения монастыря на новое место. В это время, по словам очевидца, в монастыре полный штат составляли: игумен, да келарь, да казначей, да три попа черных, да поп мирской, да девятнадцать братов [11]. Следовательно, всех братствующих кроме настоятеля, было 25 человек. Черные попы вели чередное богослужение, а мирской поп или приходской священник занимался требоисправлением в деревнях, принадлежавших монастырю. Некоторые из братствующих, судя по последующим примерам, занимали особенные должности по довольно обширному имению. Жизнь монашествующих, таким образом, текла в надлежащем порядке, не отвлекая никого от предназначенного ему места, чего, в противном случае, при многосторонних заботах, хлопотах и нуждах личного надзора за имением никогда не могла бы и быть. Судя же по тем постройкам, какие увидим впоследствии в сем монастыре, нельзя не допустить личного надзора и распоряжения некоторых особенно к тому приставленных монахов. Ибо документы, в хронологическом порядке собранные, свидетельствуют, что дальнейшая судьба и жизнь монастыря была самая деятельная, трудовая, кипящая, сколько по управлению монашествующими, год от году увеличивавшимися, столько и по распоряжению владениями как бы с каждым днем умножавшимися.
По мере умножения братствующих хотя и увеличивались нужды монастырские, но вместе с тем возрастали и средства к содержанию. Благодаря заботливости своих неусыпных и неослабных вкладчиков Строгановых, как бы в наследство получивших особенную любовь к Пыскорскому монастырю, — благодаря сей заботливости монастырь постепенно расширял свои владения, умножал строения, увеличивал средства, которые впоследствии поставили его в число самых богатых монастырей в России.
В 1623 г., спустя 50 лет после основания монастыря на новом месте (в Канкоре), в нем было две церкви, колокольня с часами и колоколами, восемнадцать братских келлий. Монастырь кроме прочих строений, каковые, например, дворы конюшенные, скотные, хлебные амбары, коих было шесть, кроме одного каменного, имел гостинный двор, несколько мельниц под горой за монастырским строением [12]. К монастырю принадлежала в это время, как и прежде, монастырская слободка с монастырским двором, в котором жили монастырские «служебники» (служки); но слободка эта была уже несравненно более прежней: в ней в это время было уже 25 дворов, населенных крестьянами, обрабатывавшими монастырские земли [13]. Еще ранее сего монастырь имел в своем распоряжении варницу , кроме Пыскорской, на Побоищном острове, пожертвованную в 1604 г. Никитой Строгановым в проки [14]; на ней монахи соль вываривали на монастырский обиход [15]. При таком богатстве содержания, заключавшегося в хозяйственных угодьях, монастырь имел еще десять деревень на небольшом расстоянии от него разбросанных. Деревни эти, из коих некоторые и теперь существуют, были следующие: Лысва [16], починок Верхокамцев, починок Микулин, починок Куземкин, починок Вятский мыс, починок большая Новина, починок Чудинова Новина, починок Яшки Ламанова, починок Благовещения, починок, что был починок Верхний [17]. Но для большей отчетности и ясности выпишем здесь слова очевидца, описывавшего имение монастыря: «И всего монастырской вотчины, — говорит Кайсаров, — слободка, да деревня, да 10 починков, да пустошь, да двор служек, да двор дьячков, да 35 дворов пашенных и не пашенных крестьян, да двор бобыльский, а людей в них 47 чел., да 3 двора пустых [18], да три места дворовых, пашни пахотные монастырские худые земли 61 четь с осьминой, да перелогом 10 четей с осьминой в поле, а в дву потомуж, лесу пашенного 36 десятин. Сена монастырского и крестьянского 2125 копен, сошного письма опричь перелогу пол-пол-чети и пол-пол-трети сохи, и три чети пашни; да в Усолье (т.е. в Соликамске) у посаду на речке Усолке половина мельныцы, а на их половине колесо немецкое [19]». Все это было пожертвование Строгановых. Но и кроме сих пожертвований Строгановых монастырь имел вклады от других лиц. Так, в Соликамске была прикладная лавка, в Кайгородском уезде в погосте Волосницком огромный дом с амбарами – хлебным и соляным. Так было множество отличных покосов, или пожней, пожертвованных различными частными лицами [20]». \ — продолжение. – ПЕВ, 1867 г., № 13 неоф., с. 209 – 216\.
«К числу способов содержания можно отнести и тарханную грамоту царя Михаила Феодоровича в 1626 г. данную монастырю. Сей грамотой крестьяне монастырские изымались от всех повинностей государственных [1], опричь ямских денег и стрелецких хлебных запасов и городового и острожного дела; изымались от пошлины и варницы монастырские – разве воспоследует на то особенный царский указ. Эти милости были подаянием «на монастырское строение, на ладан и на свечи и на вино церковное» [2].
В 1629 (7137 г.) владения монастырские увеличились еще рекою Северным Кондасом [3] и речкою Сирьею, пожертвованными монастырю Андреем и Петром Семеновичами и Иваном Максимовичем Строгановыми. Пожертвование сие тем важнее было для монастыря, что по силе данной, он имел право владеть рыбной ловлей по Кондасу и Сирье, звериными урожаи, бобровыми гоны, сенными покосами и всякими угодьями с деревнями и крестьянами [4].
Около этого же времени монастырь получил от Государя Михаила Феодоровича огромное пространство пустопорожней земли по берегам речки Мечки и в пустоши Ногаевой (в Кунгурском уезде), вместо некоторых участков земли лежащих около монастыря и взятых Государем для рудного дела. Земля эта по грамоте царской была отведена законным порядком при посредстве воеводы Богдана Камынина и монастырь на владение его получил особенную царскую же грамоту [5]. Монастырские власти умели пользоваться сими щедрыми вкладами. При постоянной неусыпной деятельности властей, пустые земли в короткое время были населены различными выходцами с разных сторон государства [6]. Население это было так успешно, что в 1647 году в монастырских вотчинах, находящихся на речках Каме, Кондасе, Сирье, Сылве, Мечке, Шакве и Бабке, насчитывалось до 365 дворов, а людей в них: «Крестьян и их детей и братей и племянников, сосед и захребетников и подворников, и чердынцев, и усольцев 1136 человек» [7].
Происки разных людей, старавшихся завладеть участками обширного имения монастырского, подали повод властям монастырским просить Государя Алексея Михайловича привести в новую законную известность старые вотчинные данные и грамоты Великих Государей, т.к. те и другие чрез долгое употребление слишком обветшали и тем давали злонамеренным людям случай вступаться безнаказанно в право владения некоторыми угодьями. В 1674 году от монастыря поступило на имя Великого Государя Алексея Михайловича челобитье, которого главной основой была просьба «пожаловати архимандрита с братиею его велеть с жалованных грамот и со всех монастырских крепостей на всю их монастырскую вотчину, на землю и на заводы, на всякие угодья дать им в Пыскорский монастырь Великаго Государя жалованную ободную правую грамоту за вислою печатью с прежних отпусков» [8]. Вследствие сего челобитья Государь повелел переписать все прежние жалованные грамоты, все крепости, все записи и из этого составить одну общую грамоту – ободную. В заключение сей ободной грамоты, между прочим, сказано: «И в тех местах землями и угодьи архимандриту с братией владеть и по прежнему, и по сему нашему Великого Государя указу и по жалованным грамотам, и по крепостям, и по тем старым межам, что выше сего писаны, по прежнему пожаловали его, архимандрита Пафнотия с братией, или кто по их в том монастыре иный архимандрит с братией будут, велели того своею вотчиною нашим Великаго Государя жалованием, землями, и слободками, и деревнями, и крестьяны, и бобылями, и пашнями, и починками, и сенными покосами, и лесами, и угодьи около монастыря на реке на Каме, и по Кондасу, и по Сирье, и по Лысве до вершин, по Сылве реке по обе стороны в гору до граней опричь Вознесенских покосов [9], и речкою Мечкою, и устья до вершины, и Усольским двором, что на посаде, и землею в Усольских полях, и варницами на Усолке и на Лысве, и на Канкоре и на речке Мечке, и рыбными ловлями в реках и озерах, что на тех землях есть, владеть монастырю по-прежнему по межам как в сей нашей Великаго Государя жалованной ободной грамоте выше писано… Даны те земли и угодья наше государское жалованье в Пыскорский монастырь изстари на церковное и на его монастырское строение, на церковные потребы, и им, старцам архимандриту с братией в руги место» [10].
Выхлопотав столь милостивую Монаршую грамоту и оградив себя ею от всех притязаний на владения свои, монастырь начал тогда же заботиться о приведении в исполнение давнишнего намерения – об устройстве солеваренного завода, который мог бы приносить монастырю гораздо лучший и обильнейший источник содержания, чем все до того бывшие угодья. Монастырь хотя и прежде сего имел варницы – в Пыскоре одну, на Побоищном острове одну, в Соликамске 4, но все они не могли доставлять надежного дохода монастырю потому, что разсолы в Пыскоре и на Побоищном острове истощились, а Соликамские по дальности расстояния не могли доставлятьнадлежащего дохода без личного надзора властей монастырских, вследствие чего они, вероятно, и были проданы. Потому-то в 1670 – 1674 гг., но никак не позже, приступлено было к устройству солеваренного завода по левую сторону Камы на расстоянии верст 7 и 10 по течению вниз от монастыря, в местах, где ныне находятся Дедюхино и Березовый остров [11]. Сколько было варниц в сих заводах – неизвестно: нет на это никаких грамот, ни данных, ни крепостей, ни записей. Впрочем, если судить по богатству разсолов того времени, богатству, вследствие которого одна разсолоподъемная труба доставляла разсолу на 3 варницы, то должно предположить, что в Дедюхине и на Березовом острове было варниц до шести, хотя бы труб было только две. Каково бы то ни было, число первых варниц в Дедюхине и в Березниковском промысле, однако ж через 25 лет после основания их, т.е. в 1700 году, монастырь нашел нужным и удобным по своим средствам расширить свое солеварение и умножить варницы. В 1700 г. между архимандритом Евфимием и Григорием Димитриевичем Строгановым состоялась уговорная запись, в которой, между прочим, было постановлено монастырю в Дедюхине и на Березовом острове «вновь соляные трубы делать и варницы ставить в удобных местах где пристойно и вольно, и теми варницами на всякий год соли варить по 90 тысяч сапец [12], и дров к тем варницам покупать на всякой же год по 50 тысяч сажен» [13]. Такое умножение солеварения было тем удобнее, что его поощряли Высочайшие покровители промышленности, а за упадок солеварения грозили строгим наказанием. Ибо когда через 20 лет после уговора, между Строгановыми и монастырем состоявшегося, неизвестно почему монастырские власти допустили многим варницам прийти в ветхость, а новых не устраивали, и тем довели солеварение до того, что на всех заводах, монастырю принадлежавших, приготовлялось соли к продаже только 340.000 пудов [14], тогда (1721 г.) последовал строгий высочайший указ вываривать и поставлять соли Пыскорскому монастырю в 1722 г. 526.552 пуд, а в 1723 г. – 600.000 пудов, и вообще в соляных помыслах размножение чинить [15]. От таков большой выварки монастырь имел огромные доходы, Так, в 1721 г. поверенный монастыря Степан Дронин получил от казны за соль 23.396 руб. 80 коп. и 2 деньги [16]. В 1755 г. монастырь умножил свою выварку до 1.300.000 пудов, что доставляло доходу 58.500 руб., полагая пуд по 4 ½ коп. [17]. В 1763 и 1764 г. выварка хотя и уменьшилась против 1755 г. до 419.966 пудов и 542.036 пудов, но все-таки и в это время выварка соли доставляла монастырю до 20 тыс. руб. доходу [18].
Посему неудивительно, если монастырь год от года приходил в лучшее устройство созданием храмов Божиих, больниц, гостиниц с пристойным украшением, достиг до такого благолепия, что едва можно верить словам очевидцев, описывавших его богатство во время позднейшее! Впрочем, монастырю сему, несмотря на богатые источники содержания, суждено было, испытав все превратности счастия, прекратить бытие свое, не оставив почти никакого по себе памятника. К этому исходу подвигло монастырь третие перенесение его из Канкора на Лысву, начавшееся в 1755 г.
В 1755 г. монастырь Пыскорский, простояв на месте, Строгановыми указанном, сто семьдесят пять лет (с 1570 по 1755 г.), перенесен был снова на третье место, выше по течению Камы верст на десять, на речку Лысву. Что подало повод к перенесению монастыря на новое место, исторически неизвестно. Из трех мнений по сему поводу, сохранившихся в предании как более достоверные, можно привести следующие два: 1). будто бы у возвышенного берега Камы, на котором был основан монастырь, весной, при сильном напоре Камы на этот берег, оторвало значительную часть. Предполагая, что вода и на следующие годы будет также разрушительно действовать на грунт монастырского местонахождения, монашествующие опасались, чтобы по времени не рухнули в воду все здания, и потому и решили заблаговременно убраться с опасного и ненадежного места [19]; 2). другие говорят, не отвергая первого предположения, что настоятель монастыря, перенося его на другое место, имел в виду цель совершенно другую: он надеялся, будто бы, перевести в монастырь какую-то ярмарку, Ирбитскую, кажется, к чему много способствовало местоположение Лысвинское и сообщение водяным путем [20]. Справедливы ли эти мнения, неизвестно; по крайней мере то достоверно, что предположения сии, если они были причиной перенесения монастыря, не сбылись на деле. Берег Камы и по сие время находится в том же виде, в каком был в 1755 г., т.е. больше не обрывала Кама; в Лысве не было не только ярмарки, но и торжков. Не вступая в критическое рассмотрение причин перенесения монастыря на Лысву, не лучше ли признать его делом Промысла Божия, которому не угодно было, чтобы существовал монастырь Пыскорский? Ибо со времени перенесения сего монастырь постепенно начал приходить к разрушению, а наконец и совсем уничтожился. Впрочем, как бы то ни было, намерение архимандрита Иуста перенести монастырь, при богатых средствах тотчас пришло в исполнение. Сотни рабочих созваны были для сего дела и от их усилий вековые монастырские здания, церкви, кельи и другие корпуса пали, разрушились, пустив прах свой к небесам, как бы прося у них защиты, когда ни стоны, ни плачь, ни ропот, ни даже бунт окружных жителей [21] не могли остановить решительного намерения настоятеля разрушить монастырь. Таким образом, в самое краткое время на том месте, где существовал монастырь,180 лет, настоянием Иуста не осталось и следов [22]. Только развалины и одна церковь больничная [23], в которой было какое-то сушило, уцелевшая почему-то, свидетельствует теперь о том, что на горе Пыскорской был когда-то монастырь ставропигиальный. При сем нельзя не заметить, что Иуст, умея так скоро разрушить, умел так же скоро и созидать. Ибо в то же самое время, когда столь плачевным образом погибал крепкий еще силами старец Пыскорский, из его останков возникал веселый, живой и, по-видимому, много обещавший юноша – монастырь Лысвенский. К сему, конечно, много способствовали готовые строительные материалы – остатки Пыскорского монастыря; почему того же года на Лысве было уже достаточное количество келлий и церквей, чтобы переселиться и монашествующим, а на другой год монастырь на Лысве был уже совершенно отделан. Но нельзя не удивляться той неимоверной быстроте, с которой менее чем за два года были сооружены столь огромные и столь многие здания, какие находились в Лысвинском монастыре, расположенном в виде квадрата на обширном пространстве, как свидетельствуют развалины и подтверждает Соликамский летописец.
В нем сказано: «Оной Пыскорский монастырь застроен вновь по переносе с прежнего места бывшим наперед сего архимандритом Иустом квадратно четырми каменными стенами в замок при портовой реке Каме, при устье речки Лысвы, от города Соликамска расстоянием в 10 верстах, от г. Кунгура в 270 верстах» [24]. В монастыре на Лысве было пять церквей: во имя Преображения Господня, Иоанна Предтечи, Живоначальныя Троицы, Пресвятыя Богородицы Владимирской и Благовещения, огромнейшая колокольня [25], обширнейшие келлии настоятельские, с погребами и подвалами, особенный корпус для трапезы, особенный корпус для ризницы с палатками для разных припасов; стены монастырские служили вместе помещением для братских келлий, которых было всего 174. В числе сих зданий некоторые были столь высокие, что имели окна в пять ярусов, исключая нижний этаж, как, например, церковь Живоначальныя Троицы; некоторые, как церковь Преображения, окна в пять ярусов, но только с включением нижнего этажа; некоторые здания были пятиэтажные, каковы настоятельские келлии; братские келлии были трехэтажные. План монастыря сего, снятый с натуры, ясно свидетельствует, что здания монастырские имели на себе отпечаток какого-то дикого величия, смешанного с простодушным безвкусием, громадности с непрочностью [26]. Несмотря, однако, на то, что монастырь на Лысве был устроен так величественно, в таких огромных размерах, с намерениями, много обещавшими в будущем, несмотря на все это, он не долго красовался своим величием, не долго и монашествующие наслождались в нем покоем и веселились удобством. Не прошло и 20 лет после перенесения его на Лысву, монашествующие были выведены из него в Соликамский Вознесенский заштатный монастырь, а здания монастыря объявлены непрочными и предназначены к сломке». \продолжение. – ПЕВ, 1867 г., № 14 неоф., с. 217 – 224\.
«Поспешность ли, с которой созрел план и проект Лысвинского монастыря, торопливость ли, с какой производились в нем работы, недостаток ли хороших мастеров в строении каменных зданий, неимение ли архитектора, время ли года, в которое производились каменные работы, совершенно тому не соответствующее [1], или все это вместе было причиной того, что едва успело пройти 20 лет с заложения его, как стены келлий и церквей начали показывать признаки скорого падения и тем грозили гибелью монашествующим. И поелику поддержать или привести в лучшее состояние столь огромное строение монастырь не имел средств, т.к. еще в 1764 г. распоряжением правительства все крестьяне, все угодья, вотчины и заводы были отобраны от монастыря в казну и ему было ассигновано жалование по штату 2-го класса ставропигиальных монастырей, то архимандрит Симон вынужденным нашелся донести Св. Синоду в 1755 г., что «знание монастырское непрочно и к падению склонно, и что ему с монашествующими совсем жить невозможно». Вследствие сего представления на доклад СВ. Синода последовал Именной Высочайший указ, которым повелевалось Пыскорский монастырь с Лысвы перевести в г. Соликамск в тамошний заштатный Вознесенский монастырь [2]. По получении сего указа архимандрит Симон с братиею немедленно вышел из Лысвенского монастыря и переселился в Соликамский Вознесенский, взявши с собой движимое имущество монастыря. Вот как описывается это происшествие в Соликамском летописце: «В Соликамскую в 1775 г. августа 2 числа в воскресный день переход был из новостроящегося Пыскорского монастыря в город Соликамскую (в Вознесенский прежде именовавшийся монастырь) с церковною церемонией из стараго монастыря крестный ход, с местными всеми образами и по входе шествовал архимандрит с братиею, с Лысвы до Соликамской, також и встреча была из города в половинной дороге с церковною церемониею из собору протопоп с братиею в облачении, и по приходе в реченный Вознесенский монастырь, а переименованный Ставропигиальный « Соликамской Пыскорский Преображенский монастырь», по св. Литургии благодарный молебен был со звоном и пушечной пальбой [3]. Что же касается до имения недвижимого, т.е. зданий с их принадлежностями, то они оставались неприкосновенными до 1781 г., сколько по неудобству перевозки его (вверх по течению Камы), столько и потому, что стоимость его не могла быть положительно полезна Вознесенскому монастырю.
В 1781 г. архимандрит сего монастыря Иоакинф, усмотрев помянутое неудобство в перенесении монастыря с Лысвы в Соликамск, выразил свое мнение письменно исправлявшему тогда должность генерал-губернатора Тобольского, генерал-Поручику Кашкину, и вот, по представлению его на доклад Св. Синода, монастырь Пыскорский Высочайше повелено было в том же году перенести во вновь устрояемый город Пермь, с переименованием из Пыскорского в Пермский Преображенский монастырь [4]. Приведение в окончательное исполнение сего Высочайшего повеления продолжалось двенадцать лет – до 1793 года. Ибо хотя к разломке стен монастырских и зданий было приступлено вскоре по получении помянутого повеления [5], работы только тем и ограничивались, что разламывались здания и перевозились материалы из Лысвы в Пермь водою. В 1790 г. архимандрит Иоакинф выражал свое сожаление в письме к Вятскому епископу Лаврентию о том, что до сего времени не было приступлено к заложению в Перми монастыря. «Сожалею, — писал он от 28 октября, — что так многое время к начальному заложению монастыря пропущено. Хотя де себя к тому не привязывал я и не привязываю, но, однако, когда еще несколько позволяло мое здоровье и силы, ничего б, как с давних лет к таковым обращениям приобыкшего, с зрения не ушло, и втунь отдано быть не могло; но ныне один дух бодр, а плоть уже немощна» [6]. Старанием Иоакинфа в это время был устроен в Перми только деревянный флигель для приезда монашествующих, смотревших за работами, которые, впрочем, производились под непосредственным надзором светской власти. Однакож, когда надзор за работами принял на себя генерал-поручик Волков [7], строение пошло с большею успешностию и в 1793 г. предполагали уже окончательно устроить монастырь и перевести туда монашествующих. И хотя архимандрит Иоакинф сомневался в этом и предполагал, что «сколько бы к скорой выстройке не тщиться, но в одно будущее лето (1793 г.) к переводу настоятеля с братией успеть и при поспешности, примечая за внутреннею отделкою, сыростию и прочим никак не удобно» [8], однако предположение его не сбылось: в 1794 г. монастырь на Лысве был совершенно разрушен, а в Перми окончательно устроен, и монашествующие были переведены в Пермь, причем была привезена вся утварь церковная, ризы и даже самые колокола, к сожалению, не все из вылитых архимандритом Иустом: большие колокола были уничтожены.
Здесь нелишне упомянуть, что в числе движимого имения, поступившего из Пыскорского монастыря в Пермский, были особенно замечательны следующие вещи [9]: 1). По стоимости: пять шапок архимандричьих, из коих первая, убранная бриллиантами, стоила 27 тыс. рублей, вторая, украшенная яхонтами, — 16 тысяч, третья, усыпанная крупным немецким жемчугом, — 9 тысяч, четвертая с такими же украшениями – 4 тысячи, пятая – 1200 рублей. Стоимость всех шапок простиралась до 57200 рублей. 2). По благородству металлов: тринадцать Евангелиев, из коих дски серебряные под золотом, некоторые убраны бриллиантами, одно из них весом 37 фунтов; пятнадцать крестов напрестольных – серебряных позлащенных; восемь сосудов серебряных, в числе коих один золотой; двадцать три лампады, восемь больших подсвечников, два диаконских, один подсвещник предналойный о 96 трубках, дарохранительница в один пуд весу, ковчег, лохань умывальница, чашечки, сосуды и проч.; две рипиды позлащенные, посох, двадцать три крюка больших, на чем лампады висят — все сии вещи чистого серебра. Весу во всех в них было около 19 пудов. 3). По числимости: риз настоятельских и братских 282, подризников 100, эпитрахилей 111, поясов 83, поручей 118 пар, набедренников настоятельских 17, палиц 16, стихарей диаконских и певческих 233, орарей 84, воздухов и покровов 43 пары, пелен 39. Все сии вещи были золотой и серебряной материи, парчовые, бархатные, канфовые и др. шелковых материй, некоторые были шиты золотом и серебром и разными шелками. 4). По весу: меди в разбитых двух колоколах 1600 пудов, в колоколах целых: в бурле 360 пудов, в Москве 163 пуда, в новом 100 пудов, в безымянном 62 пуда, в посуде 38 пудов 4 фунта. Если 18 малых колоколов положить хотя бы в полтораста пудов, то всей меди, поступившей в Пермский монастырь, было 2463 пуда. В серебряной посуде было 16 фунтов 43 золотника. В оловянной посуде весу 42 пуда 24 фунта. А разных железных материалов, вещей счету за множеством их дать не мог, замечает простодушно составлявший опись движимому имению монастыря. И действительно, трудно было дать счет. Разного железа звячного, полосового, кровельного, по разборке монастыря назначено было к продаже, исключая употребленное в постройку Пермского архиерейского дома: 6351 пуд 11 фунт.; а кирпича тоже в продажу назначенного, как уже не нужного на постройку архиерейского дома – 5.175.ооо на сумму 7762 руб. 50 коп., полагая каждый пуд средним числом по 70 коп.; оценен же кирпич был 2 и 1 руб. тысяча, железо – 90, 80, 70 и 50 коп. за пуд. Всего на 12.434 рубля [10].
С такими огромными богатствами и с немалым жалованьем сколько бы по-видимому должен был просуществовать монастырь Пыскорский под именем Пермского! Но, вероятно, Промыслу было не угодно, чтобы имя сего монастыря было в числе штатных монастырей Пермской епархии. С 1794 г. монастырь сей на прежних правах с архимандричьим настоятельством существовал не более 5 лет: в 1799 г. по учреждении Пермской епархии он обращен был в архиерейский дом Пермского епископа [11], в каковом состоянии находится и поныне. Здания кафедрального собора с редким по древности иконостасом в холодном храме Преображения Господня, архиерейского дома с крестовой церковью во имя св. Митрофана Воронежского и каменных корпусов, к архиерейскому дому принадлежащих, служат памятником некогда сиявшего славою и величием монастыря Пыскорского. Это все что осталось от его огромного имущества».
\ продолжение. – ПЕВ, 1867, № 15 неоф., с. 233 – 237\.
«Проследив историю внешнего устройства монастыря, перейдем ко внутреннему: обратим внимание на число людей, составлявших штат его, и настоятелей, управлявших им с начала основания до конечного его уничтожения. 1) монашествующие: Штат монашествующих в различные времена был различен, а потому определительно сказать о нем невозможно. В начале существования монастыря штат его не превышал 10 человек; потом около 1579 г. он простирался до 25 человек, исключая настоятеля [1]. Через 44 года после сего, т.е. в 1623 г., в монастыре было уже 50 человек братствующих. «Да в монастыре 18 келлий, а в них келарь, да казначей и братьев всего 50 человек», — говорит Кайсаров [2]. Спустя 70 лет, в монастыре одних должностных лиц было 14, да кроме того старцев соборных и подгорных, к монастырю принадлежавших, но к числу братствующих – простых монахов – не относившихся – было человек до 12-ти. Так, в записи 1700 г. можно видеть имена, коими скреплена запись, следующих лиц: архимандрита, келаря, казначея, железного казначея, соляного промышленника-старца, жительных старцев двоих, подкеларника, больничного лекаря-старца, больничных старцев четверых, старца записчика и старцев соборных и подгорных [3]. В 1737 г. штат монашествующих вдруг увеличился. В этом году по указу Св. Синода в Пыскорском монастыре пострижено было 17 человек [4]. Впоследствии, например, в 1756 – 1758 гг., судя по многочисленности келлий (174) можно заключить, что штат монастыря простирался до 100 человек. К сожалению, за неимением фактов должно довольствоваться только предположением. 2) настоятели. Со времени основания монастыря Пыскорского до окончательного его уничтожения, т.е. с 1560 по 1799 г., в нем перебывало слишком много настоятелей, с небольшими переменами в достоинстве. В первые 40 лет существования монастыря им управляли игумены [5], а с ХVII в. – архимандриты, коих нередко, конечно, временно, заменяли келари и простые монахи. а) Игумены. Первое место между настоятелями монастыря, как глава их, занимает 1) Силуан. С которого времени, с начала ли основания монастыря или после, принял Силуан управление – неизвестно; неизвестно также и то, долго ли продолжалось его управление. Каким саном почтен был Силуан – также остается в неизвестности. Достоверно только то, что он управлял монастырем в 1567 г. и известен был просто под именем старца Селуяна. «А продал те чертежи в монастырь на Пыскоре старцу Селуяну с братиею Гриша Михайлов сын Подоболышков в 7176 году» [6]. Через 3 года после сего, непосредственно ли после Силуана, или посредственно, настоятелем был уже 2) Варлаам в сане Игумена [7]. Настоятельство игумена Варлаама ознаменовано перенесением монастыря с первого места в Канкор и устройством монастыря сего на новом месте. Кроме того в жизни Варлаама замечательно еще одно весьма важное происшествие. «Божиим водительством в монастырь Пыскорский во время настоятельства Варлаама явился некий юноша, имя которого неизвестно. Он поселился в монастыре и увлекшись подвижничеством благочестиваго настоятеля просил у него пострижения ради спасения души» Игумен хотел удержать юношеский порыв, представляя все трудности иноческого жития, но юноша убедительно просил пострижения, и настоятель, провидя в нем сосуд избранный Св. Духа, принял его в число братства, сказав: «По вере твоей буди тебе». Юноше было 22 года. Когда принял он на себя ангельский образ, ему нарекли имя Трифона. Трифон сей постриженник Варлаама, есть св. Трифон, архимандрит Вятский, память коего чтит церковь 8 октября [8]. Продолжительно ли было настоятельство Варлаама, неизвестно положительно, хотя и можно думать, что власть от Варлаама перешла к 3) Сергию, игумену же. Об игумене Сергии, как настоятеле, упоминается под 1592 г. «А продал ту пожню в Пыскорский монастырь игумену Сергию, да келарю Саве, да казначею Иву, да папащику Титу с братиею Семен Захаров сын Кулакин пасынок в 7100 году» [9]. О сем настоятеле более ничего не известно кроме того, что он был последний игумен. Ибо за ним следовали уже настоятели б) Архимандриты. Первый архимандрит-настоятель был 4) Мисаил, как видно из грамоты св. патриарха Иова 1601 г. В сан архимандрита Мисаил произведен из игумена Покровского Двинского Телегова монастыря [10]. Настоятель сей управлял монастырем не более 8 лет. В 1609 г. встречается имя уже другого архимандрита. Это был 5) Арсений. «А продал тот сенной покос-остров в Пыскорский монастырь архимандриту Арсению, да келарю Спиридону, да казначею Варлааму с братиею Соли Камской жилец Артюшка Софронов сын Бабинов [11] в 7117 г.» [12]. Настоятельство Арсения было продолжительное: он управлял монастырем около 15 лет. Место его заступил архимандрит 6) Филофей. О нем упоминается в 1623 г.: «А продал ту пожню на Пыскор в монастырь архимандриту Филофею, да кулару Андриану, да казначею Феодосию с братиею Екимко Иванов сын Кормильцев зырянской жилец пашенной крестьянин Соли Камской уезду в 7131 г. по своей купчей» [13]. После краткого управления монастырем архимандрита Филофея года два монастырь оставался без действительного настоятеля, власть коего была в руках старших из братствующих — келаря Адриана и казначея Феодосия. В 1624 г. в монастыре налицо находились: «Келарь старец Андреан, на казначей Феодосий, и братьев всего 50 человек» [14]. Все сии настоятели старались расширить свои владения – а чрез то и увеличить средства содержания монастыря разными выгодными покупками сенных покосов, озерков для рыбной ловли и пустопорожных чертежей (лесов), также вкладами доброхотных дателей, которых привлекали к тому своею доброю и истинно-аскетическою жизнью. Далее сего деятельность их не простиралась. Но с поступлением в настоятели архимандрита 7) Сергия открывается совершенно новая сторона хлопот и забот о монастыре: ходатайство пред Государями об утверждении прав на владение монастырскими угодьями. Так, архимандрит Сергий едва только успел принять в свою власть управление монастырем около 1625 – 1626 г., как увидел, что предшественники его, заботясь об увеличении своих владений покупками небольших местностей, опустили из виду утверждение угодий монастырских царскою властью, опустили из виду утверждение прав своих в управлении крестьянами. А потому первым делом его управления было: отправиться в Москву пред лице Великого Государя Михаила Феодоровича и Св. Патриарха Филарета Никитича, просить об утверждении царскою грамотою прежде пожалованных Строгановыми монастырю земель и крестьян. Пагубные примеры времен самозванцев, в которые целые владения от законных владетелей переходили в чужие руки, научили его быть осторожным. И вот он в 1626 г. прибыл в Москву [15] и подал Великому Государю челобитье, чтоб все доселе жалованные Государями грамоты снова подтвердил он, Великий Государь, своим царским словом. Милостиво Государь принял челобитье, милостиво вникнул в него и милостиво исполнил просьбу смиренного старца. Подавая челобитье, архимандрит Сергий положил пред Государя пять грамот блаженные памяти Государя Царя и Великого Князя Феодора Иоанновича, из коих две были 97-го, одна 98-го, одна 100-го и одна 102-го года, прося Государя соединить их в одну общую грамоту. Царь так и сделал. По совету святейшего Патриарха Филарета Никитича он приказал переписать сии пять грамот на свое государево имя в 1627 г., назвав сию грамоту «тарханною». Получив «тарханную» грамоту, архимандрит Сергий упрочил за монастырем не только все прошлые владения, но даже и такие права и преимущества, каковых долгое время не имел монастырь Пыскорский. Это – право самопроизвольного суда архимандрита во всех делах, кроме уголовных, не только в монастыре, но и в вотчинах его. «Воеводы наши Пермские и приказные люди, — сказано в сей грамоте, — архимандрита с братиею и их монастырских людей и крестьян не судят ни в чем, опричь душегубства и разбоя и татьбы с поличным, а ведает и судит монастырских своих людей и крестьян архимандрит с братиею сами во всем или кому прикажут [16]. Долго ли управлял монастырем архимандрит Сергий, заслуживающий своим благоразумием благодарность монастыря, неизвестно. Известно только то, что преемником архимандрита Сергия был архимандрит 8) Гермоген, при котором вместо отнятых у монастыря на рудное Государево дело некоторых земель около Пыскора, пожертвованы были Государем Михаилом Феодоровичем в 1641 г. пустовые земли в Кунгурском уезде на речке Мечке [17]. После сего архимандрита, управлявшего монастырем до 1652 г., как свидетельствует мировая запись о сенных покосах [18], года два или три, до прибытия в Пыскор нового архимандрита, управлял монастырем строитель 9) Евфимий, своим благоразумием и ходатайством пред Государем в 1652 г. утвердивший за монастырм право владения мельницами на Усолке и на Лысве, на которые было Усольцы — посадские люди решились объявить свои права, подавая Государю челобитье, на которое последовало от Царя между прочим такое решение: «И впредь посадским людям теми мельницами не владеть и в мельницы не вступаться и дела нет» [19]». \ продолжение. – ПЕВ, 1867 г., № 21 неоф., с. 343 – 348\.
«В 1656 г. в архимандриты Пыскорского монастыря был произведен патриархом Никоном 10) Пафнутий [1]. Сей деятельный, дальновидный и благоразумный настоятель, к счастью и величию монастыря, был правителем гораздо дольше всех своих предшественников и преемников. С 1656 г. он управлял монастырем до 1687 г. Следовательно, период его управления объемлет собою ровно 30 лет. И сколько пользы монастырю принес сей настоятель в такое продолжительное управление! Раскроем старинные документы, и мы увидим, что: 1) Архимандрит Пафнутий в первые годы своего управления монастырем (1658 г.) успел все прежде пожалованные монастырю земли, частию под непосредственным своим распоряжением, частию чрез участия келаря старца Афанасия, привести в точную известность, поставив на всех межах их грани, — на которых иногда были высечены слова покой да мыслете, иногда слово да мыслете, иногда крыж, иногда посох, знаки монастырского владения, — выкопав ямы и насыпав в них уголья и железной изгарины. Размежевание земель производилось вследствие челобитья Пафнутия на имя Государя, при местных подъячих, целовальниках и обыскных людях, руки коих были приложены к записям. Деятельность Пафнутия и знания дела в межевании земель удивительны. Кто бы ни вздумал в его время оказывать претензию на землю монастырскую, он всегда выигрывал дело и оставался законным владетелем; претенденты получали строгие выговоры, запрещения на будущее время беспокоить челобитьями о монастырских вотчинах под опасением жестокого наказания, обязывались даже платить проести и волокиты [2]. Так, отказано было в 1660 году усольцу Артюшке Простоквашину с детьми; так, не приказано вступаться в спорный с Побоищный луг Государевым зырянским солепромышленникам и обид и тесноты монастырю чинить не велено. Так, отказано кунгурцам от деревень: Якшевитовки и Бродовой и от двух мельниц на речке Мечке. Так, запрещено кунгурского Степанова городища земскому судейке Василью Черному и всем крестьянам вступаться в границы Пыскорских владений. Так, повелено Соли Камской старостам Ивашке Суетину и Степашке Холкину с товарищи никогда не вмешиваться в земли монастырские на Лысве. Так, отказано, запрещено и не приказано и многим другим претендентам, с подтверждением впредь не беспокоить Царское Величество челобитьями; ибо архимандрит ясно и убедительно умел доказывать во всех спорных случаях непременное право на места сомнительные [3]. 2) Утверждая за монастырем отдельными указами Государя права на владение землями, архимандрит Пафнутий в то же время решился укрепить их общей грамотой, в которой бы все было прописано, дабы таковая грамота была всегда живым и несомненным доказательством прав монастырских на обширные земли. С этой целью Пафнутий бил челом Государю Алексею Михайловичу о том, «что прошлых-де годов монастырских вотчин крепости прежних Великих Государей жалованные грамоты у них обветшали и за ветхостию впредь стали не прочны, и монастырскою вотчиною владеть не по чему; прося Государя велеть переписать те крепости и грамоты, которые он, архимандрит Пафнутий, положил в Новгородском приказе пред окольничим Артемием Сергеичем Матвеевым, и пред думными дьяками: Григорием Богдановым, Яковом Поздышевым, Иваном Евстафьевым и Васильем Бабиным. Вследствие челобитья архимандритова помянутые грамоты и крепости под надзором окольничьего и дьяков думных были переписаны и из них составлена 7182 г. сентября 30 дня общая грамота, названная правою, ободною. Грамоту сию монастырские власти в лице Пафнутия обязывались держать у себя в монастырской казне, а для справы вотчинных дел в городовые поездки, для воевод и приказных и всяких людей с той грамоты даны монастырю подлинные и точные списки за дьячьими руками. Причем в конце грамоты прибавлено: «И они (монастырские власти) сию Великого Государя грамоту и с сей за дьячьими руками списки явят и они с явки не дают ничего» [4]. 3) Сверх того архимандрит Пафнутий выхлопотал монастырю благословенную грамоту в 7110/1662 г. от преосвященного Александра, первого епископа Вятского и Велико-Пермского, которою утверждалось право служить архимандритам Пыскорским в белой властелинской шапке с набедренником, палицею и ручным сулком. Хотя право сие было не новое, но на него не имелось ни одного документа в ризнице монастырской, каковое обстоятельство сам Пафнутий приписывает бывшим в монастыре прежде его поступления пожарам [5]. 4) При всем этом у архимандрита Пафнутия доставало времени и внимания на то, чтобы постепенно украшать храмы Божии, заботиться о христианском благочестии своей обширной паствы. Так, его попечением в Рождественском Усолье, что ныне Дедюхино, устроен молитвенный храм, в котором его же старанием написана была икона Рождества Христова, украшенная в 7192 г. (1684) серебряной чеканной работы ризою, с короною Владычице небесной, украшенной драгоценными камнями. По его же благоусмотрению учрежден был крестный ход из Дедюхина в Пыскор каждогодно в день Рождества Христова. Об этом свидетельствует надпись, вычеканенная на ризе сей иконы. Надпись сия: «Сей образ написан – в молитвенный храм Спасов в Рождественское Усолье во РЧВ (192) г. при архимандрите Пафнутии с братией тщанием их. Присылать сию икону в монастырь к Спасу по вся годы на Рождество Христово, Наутрие Рождества соборне провожая к подгорной церкви петь молебен и литургию служить и проводя в Рождественском молебен же петь» [6]. Так старанием Пафнутия в монастыре была устроена каменная церковь во имя Преображения Господня, освященная в 1688 г. и деревянная в девьем подгорном монастыре, освященная в 1687 г. [7]. 5) Наконец, венцом всех деятельных распоряжений архимандрита Пафнутия должно почесть устройство солеваренных заводов, — на пожертвованных монастырю землях, по образцу заводов г.г. Строгановых. Так, попечением и старанием его отысканы на левом берегу Камы, в том месте, где ныне Дедюхино и Березовый остров, соляные источники, устроены солеподъемные трубы, воздвигнуты варницы. Одна из труб, в память своего основателя, названа тогда же Пафнутиевою, и ныне, хотя давно уже закрыта, называется Пафнуткою [8]. Устройство солеваренного завода в Дедюхине и на Березовом острове должно отнести к 1670 – 1674 г. Ранее сего о Дедюхине, или Рождественском Усолье, как оно называлось в 1700 году, нет ни слова. Березовый остров, хотя и упоминается, но просто как остров, а не как завод солеваренный. Так, в грамоте Царя Алексея Михайловича, пожалованной монастырю 1660 г. с отводных книг гостя Семена Задорина, где прописаны все малейшие приметы, обозначавшие в то время владения монастырские по ту сторону Камы от верхнего конца Чашкина озера до речки Зырянки – Государева соляного промысла, ни слова не сказано о Дедюхине. Местность же, по всему вероятию, занимаемая теперь Дедюхином, была очищена от леса, называлась росчистями монастырскими и находилась под скотным выгоном [9]. Быть может, для того и расчищена была эта местность, но архимандрит Пафнутий имел уже в намерении устроить тут завод, и производил в это время на ней разведки. В 1674 г. в ободной грамоте Алексея Михайловча упоминается уже о соляном варнишном промысле, именно в том месте, где в 1660 г. были росчисти монастырские [10]. Не имея больше никаких указаний на то время, когда основан соляной промысел в Дедюхине, можно сказать, основываясь на вышеприведенном, что он основан в промежутке 1660 – 1674 годов, и основан архимандритом Пафнутием, в то время управлявшим монастырем. Можно полагать, что с этого времени соляной промысел был постоянным предметом забот и трудов Пафнутия до того времени, когда он оставил свое настоятельство. Предание сохранило для нас об этом следующее: архимандрит постоянно наблюдал сам лично за вываркой соли, и когда пред каким-то праздником рабочие стали просить его пожаловать немного соли, он сказал: «Вы на грех-то едите, да еще и понукать хотите грехом», — намекая этим на то, что рабочие заблаговременно, без спросу взяли уже соли. Тут же предание говорит, что архимандрит Пафнутий, несмотря на свои мудрые распоряжения, на истинно отеческую заботливость о пользах монастыря, под конец своего управления навлек на себя каким-то образом ненависть подчиненных. Заметив ее, он смирился чрезмерно: сложив с себя знаки настоятельства, он добровольно сделался пекарем. Когда и здесь злоба не переставала его преследовать, он употребил последнее средство образумить заблудших. Когда печь была истоплена, он, раздевшись совершенно, вошел в нее и замел все угли к стороне, как бы показывая тем, что если люди на него восстают несправедливо, то стихия не смеет этого сделать. Засим, когда не могло убедить озлобленных и сие чудо, он, выняв из печи хлебы и сдав их кому следует, оставил неблагодарный монастырь и с сумою и посохом странника пустился вниз по Каме. Таким странническим образом достиг он Балахны, которая и приняла его останки. Тело Пафнутия покоится в Никольской церкви, принадлежавшей прежде девичьему монастырю, в ските. Народная молва (в Дедюхине и Пыскоре) считает его праведным».
\ продолжение. – ПЕВ, 1867 г., № 24 неоф., с.389 – 393\.
«Когда Пафнутий оставил монастырь, с точностью неизвестно. В 1686 г. он был еще настоятелем [1], а в 1687 г. упоминается имя уже другого настоятеля. Это был архимандрит 11) Изосим. Он управлял монастырем не более 6 лет. О нем нельзя ничего сказать особенного за неимением фактов, кроме того, что им освящены были две церкви: в 1687 г. деревянная в девичьем подгорном монастыре, выстроенная Пафнутием на иждивение Анны Никитишны Строгановой во имя Пресвятой Богородицы честнаго Ея Введения и 1688 г. – каменная Преображения Господня, построенная в Пыскорском монастыре также Пафнутием [2]. За Изосимом следовал архимандрит 12) Евфимий – Свирепов. В котором , собственно, году Евфимий принял власть настоятельства, неизвестно. В 1695 г. он уже выступает на поприще деятельности, указанной Пафнутием, как достойный его преемник по заботливости своей об улучшении имения и соляных промыслов монастыря. Так, в сем году он сделал с Григорием Димитриевичем Строгановым выгодный обмен земли монастырской при Соли Камской на земли около р. Кондаса полуденного, по правую его сторону до усть-речки Уньвы, с рыбной ловлей в той речке и сенными покосами на берегу ея. Составив на сей промен запись полюбовную, архимандрит Евфимий и именитый человек Григорий Димитриевич Строганов тогда же сочли нужным войти особым челобитьем к Великим Государям, Царям и Великим Князьям Иоанну Алексеевичу и Петру Алексеевичу «Всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцам бьют челом богомольцы Ваши Спасского Преображенского Пыскорского монастыря архимандрит Евфимий, да келарь старец Киприян, да казначей старец Сергий с братией, да холоп ваш Гришка Строганов. В нынешнем Государи, во 203 году, поменялись мы вотчинными землями, мы – богомольцы ваши, променяли ему, Григорью Димитриевичу, в вотчину из монастырских своих вотчинных земель у Соли Камской в Усольских полях из четвертныя земли пашни десятину, а я, холоп Ваш Гришка, против того променил им, архимандриту с братией, в монастырские их вотчины, из вотчинных своих земель в Орловском уезде в урочищах на речке Кондасе от росох от усть северного Кондасу правая сторона до устья речки Уньвы, а в гору до Кондаса вправо до монастырской их земли, что на северном Кондасе, а левая сторона вверх по тому же полуденному Кондасу от росох же от усть северного Кондасу да сопротив устья тояж речки Уньвы, а в гору влево против тех же урочищ на версту, да в той речке в полуденном Кондасе в тех вышеописанных урочищах рыбную ловлю и те, Государи, наши вышеописанные меновые земли меж нами не расписаны. Милосердные Великие Государи, Цари и Великие Князи Иван Алексеевич и Петр Алексеевич Всея Великия и Малыя и Белыя Русии Самодержцы, пожалуйте нас, богомольцев своих и меня, холопа своего, Великие Государи, те наши вышеписанные меновые вотчины, земли и всякие угодья меж нам расписать по сему нашему полюбовному заручному челобитью, и дать свою, Великих Государей, отказную грамоту. Великие Государи, смилуйтеся» [3]. Последовала ли на сие челобитье отказная грамота, свидетельств на это нет. Впрочем, если бы был получен на сие челобитье отказ, то ни архимандрит Евфимий, ни Григорий Димитриевич не осмелились бы приступить через 5 лет к другой сделке между собою. А между тем, они в 1700 г. составили между собою другую договорную запись, которою Григорий Димитриевич обязывался не препятствовать монастырским властям вновь варницы и соляные трубы ставить в Дедюхине и на Березовом острову в удобных местах, а монастырские власти в свою очередь обязывались вываривать в сих варницах соли не более 540 тыс. пудов (90тыс. сапец) и дров рубить не более 50 тыс. сажен, причем обещались не препятствовать Строгановым в монастырских владениях дрова рубить и лес ронить в случае надобности, и в продаже соли имеют участниками людей Строгановский потому собственно, что земли под варницами суть данье их, г.г. Строгановых [4]. Такое благодетельное управление архимандрита Евфимия продолжалось около 20 лет. В 1713 г. на его имя был еще послан указ о рождении Великой Княжны Марии Петровны [5]. Продолжительное управление свое Евфимий , кроме вышеописанных дел, ознаменовал еще некоторыми вкладами в 1709 г., сделанными им на собственные деньги в церковь девья подгорного монастыря, как увидим ниже; постройкой в 1705 и 1706 г. большой часовни около Пыскорского монастыря, называемой ныне ощепковскою [6].
Место Евфимия заступил архимандрит 13) Сергий II-й в 1715 г. Он управлял монастырем с 1715 до 1725 г. На это указывают скрепы на указах с 1715 до 1725 г, положенные рукою Сергия [7]. После него 3 года монастырь не имел почему-то архимандрита и делами его управляли в то время казначей Дорофей и келари Иона и Павел преемственно друг за другом [8]. В 1728 г. прибыл в монастырь настоятель архимандрит 14) Павел, управлявший монастырем не более 4-х лет. Он 22 августа 1728 г. по благословению преосвященного Алексия Вятского и Великопермского освящал в Красном селе церковь во имя св. мученика Иоанна воина, созданную тщанием Суровцовых [9]. Управление сего настоятеля замечательно несчастием, в 6.08.1730. К празднику Преображения Господня в Пыскорский монастырь собралось множество людей из окружных селений. Когда эти люди переправлялись с левого берега Камы, тогда «волею Божией потонуло на перевозе с 30 человек или более мужеска и женска пола и младенцев в бытность архимандрита Павла», — говорит Соликамский летописец под годом 7244. В 1732 г. на место Павла, неизвестно куда переведенного, поступил архимандрит 15) Даниил. В восемь лет своего настоятельства он деятельно занимался устройством каменной церкви, ныне существующей в Дедюхине, которая при нем была заложена, при нем сооружена и им освящена [10]. Во время его настоятельства правительство нашло нужным в соляные монастырские промыслы командировать чиновника, который назывался простонаходящимся у смотрения соляных промыслов. Первый чиновник был некто Шестаков [11]. В 1740 г. Даниил передал власть настоятельства архимандриту 16) Павлу – фамилия его Вотинов. В 1736 г. он был иеромонахом и судьею Вятской консистории и приезжал в Соликамск для разбора людей духовного чина праздно живущих до ссущаго младенца, как выражается летописец Соликамский под годом 1736. Он управлял Пыскорским монастырем не более полуторых лет, до 1742 г., в котором указы в монастырь подписывались так: «В небытность архимандрита келарю иеродиакону Павлу с братиею» [12]. Долго ли продолжалось время, когда не было действительного настоятеля в монастыре Пыскорском, определить невозможно; невозможно также с точностию сказать, кто заступил впоследствии место Павла. В Синодике Дедюхинского собора между именами архимандритов Пыскорского монастыря встречается имя архимандрита 17) Пахомия. Из фактов, как предшествующих, так и последующих, не видно имени сего настоятеля. Нельзя ли почесть его преемником архимандрита Павла? Предположение сие тем правдоподобнее, что нельзя допустить, чтобы монастырь такой, каков был Пыскорский, оставался долгое время без настоятеля на ответственности иеродиакона или иеромонаха, с 1743 до 1754 г., когда в монастырь был назначен архимандрит 18) Иуст. Деятельность сего настоятеля в продолжение 8-летнего управления монастырем в своем роде замечательная, с его стойким и самостоятельным характером [13], послужила, к сожалению, во вред монастырю. Его старанием монастырь был перенесен с Пыскора на Лысву. Имя его и до сих пор сохраняется в народе: «Архимандрит Иуст сделал монастырь пуст», — говорят все окружные жители монастыря, как сказано было выше. В этой пословице, хотя и краткой, сильно выражается вся история монастырской жизни архимандрита Иуста. Беспорядки, Иустом произведенные, понудили Св. Синод послать на место его известного и бывшего в глазах Синода наместника Киево-Печерской лавры 19) Никифора, который, как человек, вполне заслуживавший звания настоятельского, прямо из иеромонахов, по именному указу из Св. Синода был произведен в архимандрита преосвященным митрополитом Киевским и Галицким Апсением. Декабря 11 дня того же года новопоставленный архимандрит просил Св. Синод о даче ему на архимандрию грамоты [14]. Вручив ему грамоту, Св. Синод особенным долгом счел поместить в ней некоторые особенные правила управления, которые во время Иуста, вероятно, были совершенно забыты. «Вручая ему, архимандриту Никифору, сию, о сане его свидетельствующую грамоту, — писал Св. Синод, — архипастырски заповедуем, дабы он, архимандрит, пребывая в означенном ставропигиальном Спасо-Преображенском монастыре, в возложенном на него звании, поступал с достодолжным в оном благоговением и умеренностию; находящуюся в оном монастыре братию и прочих подчиненных, каковых и ныне тамо есть и впредь быти имеют, содержал и управлял, как Священное Писание, св. отец правила, Духовный регламент и Ея Императорского Величества Высочайшие указы повелевают, со всяким тщанием; вкупе же и сам, подвизая себя на всякое благое дело, к чему наипаче одолжает сан его, бодрственно наблюдал, дабы означенная братия, так и прочие подручные не были в нужном себе наставлении скудны, но был бы им приснопоказуемый путь спасения; смотрел бы опсно, всяк ли в той обители пребывает в звании своем, яко же должно есть, и по усмотрении добре ходящих утверждал, ленивых возбуждал, нерадивых наказывал и во всем бы самого себе представлял образом всяких благодеяний; с сим же да не мечтают монахи иное нечто о чине своем паче надлежащего им долженства. Чесо ради подобает ему архимандриту испытно и известно как самому ведать, так и подчиненным часто о том слушать, яко иноческого жития сила вся состоит в непрестающем подвизе, еже какобы умерщвляти плоть свою и порабощати духови, и день от дне возрастати в богоугодных добродетелях и яже к тем способствует, пребывать в трезвости, пощении и трудолюбии, со опасным от объядения и пиянства себе воздержанием и удалением от праздности бытия, яко всему злу виновнаго» [15].Во время управления монастырем архимандрита Никифора на другой год после прибытия его в Пыскор, произошел важный переворот в судьбе Пыскорского монастыря. В 1764 г. по Именному Высочайшему указу крестьяне, вотчины и все угодья и заводы монастырю принадлежавшие были от него отобраны, монастырю же и монашествующим определено было жалованье по штату 2-го класса ставропигиальных монастырей. «От монастырей крестьяне и вотчины отобраны в казенное ведомство и по здешнему месту монастыря Пыскорского архимандрит Никифор с монашествующими определен бысть на жалование денежном в штате 2-го класса ставропигиальных монастырей», — сказано в Соликамском летописце под годом 7272 (1764). После архимандрита Никифора принял управление монастырем архимандрит 20) Леонид, передавший власть настоятельства архимандриту 21) Амвросию [16]. В каком году первый из них принял от Никифора управление, а, следовательно, сколько управлял монастырем Никифор, когда заступил место Леонида Амвросий, следовательно, сколько правил первый из них, неизвестно. Известно, однакож, то, что Амвросий управлял монастырем не дольше, как до 1772 года; ибо в сем году настоятелем был уже архимандрит 22) Симон. Прибыв в монастырь Пыскорский, он усмотрел, что здание монастырское, Иустом воздвигнутое, непрочно и склонно к падению. По его представлению монастырь с Лысвы был переведен в Соликамск, где Симон пробыл не более трех лет, управляя монастырем. Его сменил в 1776 г. архимандрит 23) Иоакинф, переведенный из Далматовского монастыря в Пыскорский. Главным делом управления Иоакинфа было перенесение монастыря Пыскорского с Лысвы и из Соликамска в Пермь. Медленность работы по сему случаю его крайне беспокоила, к несчастью, он не мог пособить этому: производство работ гораздо более зависело от светской власти, чем от духовной. Беспокойство свое он не один раз выражал письменно преосвященному Лаврентию, епископу Вятскому, как видели выше сего. Торопливостию своею в сем деле архимандрит Иоакинф, быть может, надеялся упрочить существование ослабевшего монастыря под своим новым названием и под непосредственным своим управлением, а, быть может, он предчувствовал свою насильственную кончину в монастыре Соликамском, почему и торопился скорее выбраться из стен его. Но ему не суждено было ни видеть плодов своих забот и умных распоряжений, ни избежать насильственной смерти в стенах Соликамского монастыря. В 1793 г. января 31 дня ночью убийцы Геннадьев, Бурцев и Фотиев, жители Пыскора, вломились в келлии настоятеля с огнестрельным оружием и топорами. Напрасно старец Иоакинф защищался от напиравшего в двери его спальни Бурцева, напрасно звал он на помощь монашествующих. Двери всех келлий были заблаговременно приперты убийцами. Геннадьев, наскучившись ждать окончания нападения Бурцева, кинулся к балкону у окну, ударом топора вышиб рамы; Иоакинф дрогнул от нечаянного удара, кинулся к окну … и впустил к себе Бурцева. В то же мгновение злодей смял под себя старца беззащитного и, давя ему грудь, требовал денег. Получив деньги, злодеи захотели отнять у архимандрита и жизнь. С двух ударов топором, нанесенных в череп архимандриту Бурцевым, Иоакинф испустил дух, бодрый еще, несмотря на то, что плоть была немощна [17]. Управление Иоакинфа, пресеченное такою насчастною смертию, продолжалось около 30 лет, с 1764 – 1793 г. Преемником Иоакинфа был архимандрит 24) Ювеналий, прибывший в монастырь в августе, 16 числа, 1793 г. из Ростовского монастыря преподобного Авраамия. Он был последний архимандрит Пыскорского монастыря, видевший его совершенное уничтожение и распоряжавшийся в 1794 г. совершенным перенесением монастыря с родного места – Пыскора – в Пермь [18]. Преемник его архимандрит Никанор именовался уже Пермским [19]». \продолжение. – ПЕВ, 1867 г., № 25 неоф., с. 408 – 414\.
«Права монастыря Пыскорского. Монастырь Пыскорский был ставропигиальный. Начало ставропигии в нем сочинитель Истории Российской иерархии относит ко времени основания монастыря. Он говорит, что «ставропигия в сем монастыре , вероятно, утверждена с самого основания оного, по желанию и просьбе знаменитого основателя его» [1]. Справедливо ли сие предположение, неизвестно. Нет по крайней мере никаких фактов, по которым бы можно было с историческою верностию сказать pro или contra его. В грамоте первому архимандриту Пыскорского монастыря Мисаилу, данной патриархом Иовом в 1601 г., нет ни слова о правах ставропигиальных. Следовательно, должно предположить, что или они были утверждены до сего года, или даны после. Против последнего предположения явно говорит посвящение Мисаила и определение его в Пыскорский монастырь в настоятели самим патриархом: это делали патриархи только тогда, когда монастырь зависел непосредственно от них, т.е. был ставропигиальный [2]. Долго ли продолжалась первоначальная ставропигия Пыскорского монастыря, или прямая его зависимость от патриархов, утвердительно сказать нельзя. Судя по грамотам на построение церквей, по антиминсам, от святейших патриархов выдаваемым, нельзя первоначальной ставропигии отнести далее времен патриарха Иоакима, грамот коего вовсе не было в монастыре. Вероятно, с отчислением мест нынешней Пермской епархии, лежащих по сю сторону хребта Уральского, к Вятской епархии, а за хребтом – к Тобольской, и монастырь Пыскорский причислен был к Вятской епархии, в ведение Вятских епископов. И это должно было случиться по всей вероятности в первых же годах устройства Вятской епархии, т.е. около 1658 – 1660 г. Следовательно, первоначальная ставропигия Пыскорского монастыря продолжалась около 100 лет. Под ведением же Вятских архиереев монастырь Пыскорский находился тоже около сталет, т.е. с 1660 до 1755 г. Впрочем, и в сей зависимости от епархиальных архиереев монастырь не терял прежнего своего достоинства. Он пользовался особенным правом: архимандрит Пыскорского монастыря был чем-то вроде викарного епископа Вятского. На это право ясно указывают указы Вятских епископов по разным предметам. Начинались сии указы обыкновенно так: «Великаго Господина Преосвященнейшего (имярек) Архиепископа Вятскаго и Великопермскаго указ ево архиерейской Перми Великой, Соли-Камскаго уезду, Преображенскаго Спасова монастыря, что при Каме, архимандриту (или духовных дел закащику архимандриту) такому-то». Заключение же сих указов таково: «И как ты архимандрит (такой-то) сей указ получишь и ты бы о том чинил по вышеписанному Его Императорскаго Величества имянному указу и с его указу Соли-Камской с уездом и в вотчины Баронов Господ Строгановых в монастыри и ко всем церквам разослать тебе за рукою своею копии, чтобы они о вышеписанном ведали и чинили непременно, а котораго числа сей указ получишь и по нем исполнено будет, о том тебе привесть в Хлынов во архиерейский казенной приказ за рукою своею доношение немедленно» [3]. Из сего открывается, что архимандритам Пыскорским преосвященные Вятские действительно поручали смотрение за церквами, слишком далеко находящимися от места их пребывания, и что число таковых церквей было не мало. К церквам, подведомственным архимандритам Пыскорским, относились церкви как самого города Соликамска, так и уезда его: церкви монастырские и во всех вотчинах господ Строгановых находившиеся. А вотчины господ Строгановых в то время были известны следующие: Ленва, Зырянка, Усолья Зырянския, Орел, Чусовские городки и др.
Таковое внимание Вятских преосвященных к архимандритам Пыскорского монастыря было основано на том особенном внимании и милостях, которыми пользовался он от самих Великих Государей. Ибо монастырю различными грамотами Государей даровано было право беспошлинно торговли солью, продолжавшееся многие годы, дарована была особенная доверенность, вследствие которой суд и расправа в вотчинах, монастырю принадлежавших, поручалась исключительно его архимандритам, без вмешательства воевод и их чиновников, кроме некоторых особенных случаев. «Воеводы наши Пермские и приказные люди архимандрита с братией и их монастырских людей и крестьян не судят ни в чем, опричь душегубства и разбоя и татьбы с полишным, а ведает и судит монастырских своих людей и крестьян архимандрит с братией сами во всем, или кому прикажет. А случится суд смесной их монастырским людем и крестьяном с городскими людьми или с волостными, и воеводы наши Пермские и приказные люди их судят, а архимандрит с братией или их прикащик, с ними ж судит, а прав ли будет или виноват монастырский человек, и он в правде и в вине архимандриту с братиею или их прикащику и воеводы наши Пермские и приказные люди во их монастырскаго человека не вступятся нив правого, ни в виноватого; а кому будет чего искать на архимандрите с братиею и на их монастырских людех и на крестьянах, и их сужу Яз Царь и Великий Князь Михаил Феодорович всея Русии, и ли Яз кому прикажу их судити. А по нашему Государскому указу искати им и отвечати в году на три срока: на Рождество Христово, на Троицын день, да на Семен день летопроводца; а опричь тех наших указных трех сроков на иные сроки их не судити и на поруки не давати. А кто накипат на их срок сильно, не по тем нашим указным срокам, или кто назывную и бессудную, или правую грамоту, или пристава возьмет и те грамоты не в грамоты, а пристав езду лишен. А учинится у них в монастырской вотчине какое душегубство и душегубца в лицах не будет, и они дают воеводам Пермским и приказным людем за голову веры 4 рубли; а больше того монастырским людем и крестьяном веры и продажи нет. А учинится у них какое душегубство бесхитростно, кого громом или деревом убьет, или сгорит, или утонет, или иззябнет, или кого зверь съест, или мертвого водою под их монастырскую землю поднесет, или от своих рук утеряется, или иною какою мерою смерть случится, а обыщут и про то, что учинилось бесхитростно, и монастырским людем и крестьяном в том им веры и продажи нет. Также к их монастырским людем и ко крестьяном на пир и на братчины никто никакие люди пити ни званные не ходят, а кто к ним придет пить не зван, и кого того не званаго вышлют вон беспенно, а не пойдет вон и учнет пить сильно, и учинится при этом незванном на том пиру какова гибель, и тому незванному тое гибель платить вдвое без суда и без правды. Также нашим Пермским воеводам и приказным людем во всем их берегчи, чтоб им от ратных и от всяких проезжих и от окольных людей насильства и тесноты и обид отнюдь не было» [4]. Права сии в светском отношении дарованы были тарханной грамотой 1627 г., августа в 28 день. Чрез 48 или 47 лет права сии были подтверждены ободной грамотой Алексея Михайловича (1674 г.), заключение которой почти совершенно сходно с содержанием писанной выше грамоты. Права, утвержденные последней грамотой, продолжались без всякого изменения почти 60 лет до 1732 г. В сем году власть монастырская была уже ограничена как в солеварении,, так и в управлении вотчинами. «По указу 1732 г. с 25 мая 1733 г. в селе Дедюхине, в Пыскорские соляные промысла определен комиссар и именовалось Пермское соляное Комиссарство», — говорится в Соликамском летописце под годом 1733. В 1735 г. в соляных монастырских промыслах находился уже действительно государственный чиновник, некто Шестаков. А в указе 1747 г. апреля 8 дня сказано: «Вятской епархии Пыскорского монастыря из служителей и крестьян, без сношения с соляной конторой и с учрежденными от оной конторы при том монастыре комиссарством, ни какому месту не забирать» [5]. Из сих двух свидетельств открывается, что монастырь в сие время не имел уже непосредственного участия в управлении ни соляными промыслами, ни крестьянами, а все зависело от комиссарства и, особенно, от соляной конторы. Впрочем, утратив самостоятельную власть в светском отношении, монастырь в это время все еще не потерял того доверия и уважения, какими пользовался задолго до сего от Вятских преосвященных. В 1742 г. монастырь, по духовному ведомству, был все в той же силе. В это время даже келарю монастыря, в небытность архимандрита, адресовались указы архиерейские, как начальнику церквей окружных, с тем, чтобы «с указа и манифеста списав точные копии, во все Пермской провинции монастыри и пустыни и в заказы к закащикам, кроме Кунгурского заказу, разослать с нарочными немедленно и о получении и исполнении рапортовать» [6]. Может быть, права сии продолжались и далее, именно, до введения Пыскорского монастыря в прежнее ставропигиальное достоинство, но утверждать сего не можем. На всех указах с 1743 г. положена подпись закащика, тогда как предшествовавших годов указы были за рукою архимандритов. Если же и был упадок власти монастырской в духовном отношении в этих годах, то он был непродолжителен и служил предвестником того величия, в которое он был возведен в 1755 г. Имянным Высочайшим указом 1755 г. 1 июня монастырь был исключен из ведомства Вятских преосвященных и по-прежнему учинен ставропигиальным [7]. С возвращением ставропигии Пыскорскому монастырю даны были такие права и преимущества, которых он не имел прежде сего. Так в 1761 г. 29 октября состоялся указ Св. Синода, которым настоятели Пыскорского монастыря вызывались на чреду служения в Санкт-Петербург. В указе этом, между прочим, сказано: «Ставропигиальных монастырей (в т.ч. и Пыскорского) архимандритам в свою чреду ехать самим (без архиерейского повеления), имея при себе надлежащую, а особливо для праздничных и высокоторжественных дней знатную ризницу и по единому честному иеродиакону с пристойным числом служителей – проезд иметь в С.-Петербург всемерно самопервейшим зимним путем» [8]. Потом чрез 2 года архимандритам его в лице Никифора присвоено было новое право [9], сверх прежнего – ношения властелинской шапки и служения с набедренником, палицей и ручным сулком, — право носить мантию с скрижальми и панагией, а служение отправлять против архимандритов Донского 1-класса ставропигиального монастыря. «Должен же он, архимандрит, — сказано в грамоте Св. Синода архимандриту Никифору в 1763 г., — в том Спасо-Преображенском Пыскорском монастыре свящщеннослужение по чиноположению святыя восточныя Грекороссийския церкви отправлять, панагию носить и мантию со скрижальми, так как Имянным блаженныея и вечной славы достойныя памяти Государыни Императрицы Елизаветы Петровны, состоявшимся июня 18 дня 1755 г. указом, бывому в том настоятелю, архимандриту Иусту повелено быть против Ставропигиального Донского монастыря архимандрита во всем непременно; и в заключение всего вышесказанного как должно ради по всему оному исполнения, так и в вышеозначенном священнослужении позволения, в свидетельство дана сия наша синодальная за подписанием рук наших и синодальною печатью утвержденная грамота в царствующем граде Москве, в лето от сотворения мира 7271, от воплощения же Бога Слова 1763, месяца февруария ы 14 день» [10]. Сими правами пользовались и преемники архимандритов Иуста и Никифора, доколе в 1772 г. 13 января указом Св. Синода не было предписано архимандриту Симону сложить с себя знаки скрижальных архимандритов и совершать священнослужение как было до Иуста и Никифора.
К особенным же правам монастыря Пыскорского должно отнести и то влияние его на Пыскорский же девичь – подгорный монастырь, которое имел первый во все время существования последнего. Вероятно, девичь монастырь считался приписным к мужескому [11]; это видно из тех распоряжений, кои показывают самостоятельное управление мужеского монастыря над женским, и кои увидим мы яснее, когда обратим наше внимание на историю сего монастыря». \продолжение. – ПЕВ, 1867 г., № 27 неоф., с. 425 – 430\.
«Пыскорский Введенский подгорный девичь монастырь. В древности , и даже в первой половине ХVI в., в женских монастырях жили игумены. Хотя в 1503 г., при Государе Иоанне III-м, на Поместном Русском соборе запрещено было жить вместе монахам и монахиням, но постановление это не скоро и не везде было приведено в исполнение. Ибо только Макарий, архиепископ Новгородский, первый около 1533 г. вывел игуменов из женских монастырей и дал инокиням настоятельниц [1]. На этом-то, оправдываемом историей, основании, и существовал в Пыскоре в полной зависимости от мужского женский или девичь подгорный монастырь.
Когда и по какому случаю сей монастырь получил свое начало, неизвестно. В 1579 г. девичь монастырь еще не существовал. Яхонтов, описывая в сем году с точною подробностью все окружавшие Пыскорский монастырь здания и селения, не говорит о девичьем монастыре ни слова. Следовательно, он был основан уже позднее сего времени. В первый раз о нем говорится в 1623 г., в книгах писца Кайсарова: «Да на посаде под горою в девичьем монастыре церковь Изосима и Савватия Соловецких чудотворцев деревянная клецки» [2]. Из сего свидетельства можно заключить, что девичь монастырь основан уже в XVII в. на том месте, где был первоначально мужеский монастырь. Церковь Преображения Господня, по перенесении монастыря оставленная на старом месте, быть может послужила основанием посада и в нем девья монастыря в виде общины, каковые и ныне существуют в центрах городов при церквах приходских [3].
За неимением фактов, нельзя сказать, каков был монастырь в первое время своего существования. Позднейший очевидец Кайсаров, в 1623 г. бывший на Пыскоре, вот что говорит о девичьем монастыре: «Да на посаде под горою в девичьем монастыре церковь Изосима и Савватия Соловецких чудотворцев древяна клецки, а в ней образ местной Изосима-Савватия, обложен серебром, венцы и гривны сканые в камышки. Образ местный Григория Богослова обложен серебром, венцы и гривны сканые в камышки. Образ Григория же Богослова на золоте, двери царские и сень и столбцы и деисус на красках. Образ Пречистыя Богородицы запрестольный на золоте, а у него венец сканый в камышки, гривна басменная, крест запрестольный на краске, а пред местными образы две свечи поставныя в краски. Евангелие на престоле письменное в полдесть, евангелисты серебрены, кадило медное, ризы полотняны, оплечье мухоярное, стихарь полотняный, оплечье крашеное, да книг: Евангелие толковое, да Апостол, да два служебника все печатные, Апостол письменный в полдесть, часовник печатный, ирмос, паникадило медное, да на колокольнице 4 колокола, а в монастыре же девять келий, а в них живут черные старицы» [4]. К монастырю в сие время роме черных стариц причислялись священник, пономарь, просфорня и трапезник, жившие в особых домах, построенных за монастырем. «Да за монастырем церковных дворов 4: попа Василья 1, проскурницы Анны 1, пономаря Якушка 1, трапезника Вака Золотникова 1» [5]. Через 65 лет после сего в девичьем монастыре была уже другая церковь в честь Введения Божией Матери, когда первая Изосима и Савватия, вероятно, от времени уже разрушилась. Церковь сия, от которой и название Введенским получил монастырь, была воздвигнута на пожертвованные в 1686 г. Анной Никитишной, по завещанию мужа ея, Феодора Петровича Строганова, деньги 500 руб. Заложил сию церковь Пафнутий, а окончил строением и освятил августа 2-го дня 1687 г. преемник его архимандрит Изосим по благословению Ионы архиепископа Вятского и Велико-Пермского [6]. Вместе с церковью были сооружены ограды вокруг монастыря и десять келий, по завещанию жертвователя, которое говорит: «А в девье подгорном монастыре на Пыскоре обещался Феодор Петрович построить церковь и старицам десь келий и ограду деревянным строением и на той построй Пыскорского монастыря архимандрита Пафнутия, или кто по нем иные архимандриты с братией в том монастыре будут по сей памяти Феодора Петровича Спасу обещанные деньги в монастырь 5000 руб. из живота его взять на том, хто вотчиною мужа моего Феодора Петровича учнет владеть» [7]. Впоследствии около 1700 г. в девичьем монастыре был придел, а может и отдельный храм в честь иконы Богородицы – Одигитрии [8]. Икону Одигитрии чтили нетолько в Пыскоре, но и в Соликамске, куда с 1709 г. начали носить ее из Пыскора на 9 неделе по Пасхе для служения ей молебнов в продолжении недели. В сие время икона Божией Матери стояла в церкви Рождества [9]. Обыкновение сие пресеклось почему-то в 1739 г., ровно через 30 лет. «Последовал непривоз образа с Пыскора Пресвятыя Богородиы», -говорит Соликамский летописец под 1739 г.
Из вышеприведенного духовного завещания Анны Никитишны Строгановой видно, чито девичий монастырь был в прямой зависимости от мужеского во внешнем строительном отношении. Постройка церкви, ограды и келлий монастырских поручалась не старицам черным, а архимандриту Пафнутию, которому были выданы и деньги, завещанные Феодором Петровичем. Судя по сей зависимости, можно предполагать, что и внутреннее устройство девичья монастыря зависело от архимандритов Пыскорских. Быть может, архимандриты Пыскорские, по примеру прав, предоставленных настоятелям Киевопечерской и Сергиевской лавр, Кирилло-Белоезерскаго, Донского и Саввина Строжевского монастыря, избирали и утверждали в девьем подгорном монастыре начальствующих стариц, которые были ли игуменьи, неизвестно. Нет ни одного документа, в котором бы указывалось на самостоятельное существование девья подгорного монастыря. Это ясно свидетельствует, что он был в зависимости от мужеского Преображенского монастыря.
Долго ли существовал сей монастырь, неизвестно. В 1709 г. он был еще в надлежащем виде. В это время в нем, кроме церкви Введенской, была еще другая – Пресвятой Богородины честнаго Ея Одигитрия, и к уничтожению его в сие время не предвиделось никаких причин, а, напротив, была надежда, что он простоит на своем месте долгое – неопределенное время. В противном случае архимандрит Евфимий Свирепов не сделал бы в монастырь сей вклада и не написал бы на нем своею рукою следующего: «1709 году марта в 6-й день Преображения Спасова Пыскорского монастыря архимандрит Евфимий Свирепов купил сие Евангелие в подгорный Владычной девичь монастырь в церковь Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы и присно-девы Марии честнаго Ея Одигитрия в вечное поминовение по родителех своих на свое келейные деньги, а буде кто сие Св. Евангелие из той Владычной церкви возмет или продаст, и за сие судит ему Бог» [10]. Судя по тем остаткам монастыря, которые видны были еще в 1800–х годах [11], можно думать, что он существовал до времени окончательного перенесения монастыря мужескаго с Пыскора на Лысву, т.е. до 1755 г. Оставленный без непосредственного надзора властей монастырских, без его материального вспомоществования, монастырь сей, как не имевший своих угодий и вотчин, естественно должен был разрушиться, а старицы его – рассеяться смотря по возможности, в разные женские обители, бывшие в то время в Тобольской и Вятской епархиях, из коих в то время в первой считалось 6, а в последней – 5 женских монастырей [12]. В предместии Вятки был упраздненный женский монастырь под названием Григорьевского-Пыскорского. Вероятно, сюда и переведен был Пыскорский девичь монастырь [13].
Иустово, можно сказать, разрушительное перенесение монастыря с Пыскора на Лысву было причиной того, что от девичья подгорного монастыря не осталось камня на камне. Все, что уцелело от перенесения, это: из книг – упомянутое Евангелие – вклад архимандрита Евфимия Свирепова, из утвари – деревянная дарохранительница с живописными изображениями – на нижнем ярусе: земли, воды, воздуха и огня, на верхнем – символов 4-х Евангелистов. Живопись позднейших времен и довольно хорошо сохранилась. Из икон: царские врата, очень похожие на описанные Кайсаровым, и довольное число древних икон, из коих замечательны: Григория Богослова, чрезвычайно древняя, и Николая Чудотворца. Прочая утварь, какая осталась случайно от девичья монастыря и бывшая в употреблении в приходской церкви Пыскорской, по указу Св. Синода от 22.02.1830 г. за №1575 перешла в Николаевскую единоверческую церковь, что на Пыскоре, обращенную в таковую из оставшейся от монастыря мужеской церкви больничой.
Вот и все, что, пользуясь скудными средствами, или, можно сказать и написать о Пыскорском ставропигиальном 2-го класса мужеском монастыре и о приписанном к нему подгорном девьем монастыре. Больше сего, несмотря на все усилия составителя описания сего, к нему нельзя было ничего привести. Впрочем, alii alio plus invenire possunt, nemo omnia!». \продолжение. – ПЕВ, 1867, № 28 неоф., с. 439 – 443.\
(Просмотров 848)
